Опасные земли

Библиотека занимала лишь небольшую часть последнего, четвертого, этажа. Быть может, в ней хранилось томов триста. Причем характер их был абсолютно мирный, никак не вязавшийся с охраной при входе. Евангелия, Жития святых, Псалтирь, катехизисы, сборники папских энциклик за разные годы, сочинения святых отцов – то, что обычно именуется собирательно «латинской патрологией». И что-то еще, конечно: служебники, требники и прочее – вовсе не удивительное для обычного служебного либрария при достойном соборе или монастыре.

Но зачем, скажите на милость, прятать за окованными сталью дверьми и гранью клинков Блаженного Августина? Кому нужен этот тотальный Nihil obstat?[38] По здравому рассуждению выходило, что остальную часть этажа занимали вовсе не книги, а, например, орденский архив, где хранились документы не для каждого читателя. А то и вовсе строго секретные.

Гость церемонно поздоровался с архивариусом, а потом испросил «Метаморфозы» Овидия, всенепременно печатное издание.

– Метаморфо-о-о-озы??? – протянул библиотекарь, больше похожий на кабацкого вышибалу, чем на пропитанного пылью книжного червя, какового против воли рисовало воображение при виде шкафов и пюпитров.

– Так точно. В командорию поступили два печатных экземпляра, – кивнул человек.

Библиотекарь вздохнул и выбрался из-за конторки, причем сразу стало понятно, как такой бравый молодец оказался при бумажках. Он очень сильно хромал, а левая рука не разгибалась.

Гость, глядя на него, думал о гранадской сабле, турецком копье или берберском джериде – что еще могло искалечить воина?

Отставной солдат Ордена думал, что пришелец казался приличным человеком, а вот, глядишь ты, вместо Тертулиана – проказник Назон. Вместо Credo quia absurdum – In nova fert animus mutatas dicere formas[39]. Куда катится мир!

Мир в лице гостя катился прямиком к укрытому за книжным шкафом столику с подготовленным пером, чернильницей и стопкой бумаги. Пришелец разложил на столе письмо, открыл Овидия и взялся за работу.

Надо ли говорить, что печатное издание было первым ключом к шифру?

Прочие крылись в памяти человека в коричневом упелянде, что так походил на рясу. Один он расчертил в таблице на чистом листе, непрерывно что-то считая. Другой пришлось выписать на другой бумаге в виде столбца цифр. Причем в ходе работы он громко раскатил в пустой библиотеке престранный вопрос:

– Простите, что отвлекаю, уважаемый брат библиотекарь! А верно ли я помню, что сегодня четверг?

Получив утвердительный ответ, он кивнул и, пробормотав что-то вроде, ага, значит, день четный, вновь повел столбец чисел.

Когда столь пространные приготовления были окончены, человек взялся за письмо. Листал Овидия вослед буквам, что-то выписывал, а когда первый корпус дешифровки лег на бумагу, применил второй ключ, сверяясь с таблицей.

Солнце подбиралось к горизонту, а криптографические усилия к завершению. И чем больше человек наполнял лист строками, тем чаще откладывал перо и утирал пот. Не понять было, тяжкие труды тому виной или содержание текста. Наконец, гость отложил чистовик, заполненный аккуратным мелким почерком.

– Скиа ту скотус… осколок тьмы… неужели правда? А ведь придется мчать, никуда не денешься… вот угораздило же на излете карьеры, а?!

Он в который раз за сегодняшний день испустил тяжкий вздох. Потом долго тер усталые глаза, а после – еще раз перечитал шифровку, то и дело заглядывая в бумаги с ключами. Итогом стал, надо ли уточнять, тяжкий вздох. Незнакомец встал, потянулся, хрустнув затекшей и уже вовсе не юной поясницею.

– Нельзя ли попросить у вас жаровню, брат библиотекарь? – сказал он звучно.

За конторкой в конце зала слышался деловитый скрип пера, сменившийся недовольным кряхтением.

– Жаровню?

– Жаровню. Уж простите, но эти бумаги я обязан сжечь.

– Сжечь?

– Сжечь.

– А вот жаровни-то у нас и нету.

– А… как же вы уничтожаете бумаги?!

– Так в печке.

– Печка годится, – постановил гость, а бумаги, кроме дешифрованного письма, вскоре обратились пеплом.

Человек посмотрел на хозяина не то архива, не то библиотеки и ткнул пальцем в печь.

– У вас никогда куски бумаг тягой в трубу не уносило?

– У нас никогда ничего никуда не уносит, – мрачно ответил архивариус. – В трубе решетка. Муха не пролетит. Точнее, только муха и пролетит.

– Предусмотрительно! – взгляд на травмированную руку. – Это вас где так?

– В самых разных местах. А вы, простите, не из нашей командории, или я бы вас знал. Прибыли издалека?

– Издалека. Лучше не спрашивайте, брат. Из самых разных мест.

– Как вас звать, незнакомец?

– Простите, но с днем ангела мы вряд ли станем друг друга поздравлять.

Искалеченный отставной воин внезапно рассмеялся.

– Точно! Вряд ли! Но мне не ради тезоименитства, мне для учетной записи!

– Напишите, что приезжал доктор. В канцелярии великого магистра, буде случиться запросу, поймут.

– Просто доктор? Без пояснений? В Ордене слишком много докторов, только у нас их дюжина.

Гость издал сто первый тяжелый вздох, который отличался от многих иных за сегодня лишь продолжительностью и, если допустимо так сказать, сугубым весом.