Опасные земли

– Расскажи мне, родной, где у нас отхожее место? Должно же быть в этом нужнике отхожее место? – обратился он к тому самому лучнику, который собирался прервать его бросок к облегчению.

– Так, вашество, тама! – тот махнул рукой в противоположный конец конюшни и осклабился.

– Ага, значит, отхожее место в наличии. Ты же дежурный, так? Расскажи мне теперь, дежурный, почему весь сад зассан? Еще и полудня нет, а несет так, будто вы собрались стену подмыть! – посетовал де Лален, вовсе упустив из виду собственные усилия на этой почве.

Лучник осклабился еще сильнее, даже щетина захрустела, и пояснил:

– Воняет там, страсть! Если что серьезное, ну, большое… если посрать, одним словом – тогда туда, потому как куда деваться? А малую нужду приятнее на вольном вольдухе, если вы понимаете, о чем я, мессир рыцарь.

Де Лален против воли восхитился просторечным «вольдухом», но пагубную практику велел пресечь, ибо на сколько дней застряли, всем невдомек, а с такими делами есть риск изгадить округу до среза воротного косяка. Попеняв таким образом, рыцарь расспросил об устройстве пункта временной дислокации, и лучник в меру понимания просветил.

– Амуничник решили не делать. Всю сбрую каждый сложил при своем деннике, так быстрее собираться, если что. Мессир Уго распорядился, во-о-от, значит. Паж вашей милости и нашенский паж Дуду забрались вон в то стойло и там, значит, латают снаряжение, кому какое надо. Рукастые они оба два – загляденье! Мессир Уго с нашенским старшим, с Анри, значит, взяли людей и обходят дом, стену и ратушу снаружи. Остальные на постах или дрыхнут тама – на сеновале. Такие дела, вашество.

– Ага… такие дела… – Филипп задумчиво уставился в полутемный коридор, с обеих сторон пронизанный тусклыми столбами света, что лились из окон денников, и внезапно похолодел, до того ему не понравилось одно очевидное, но до сих пор не понятое обстоятельство. – А почему нет лошадей? Где лошади?

– Лошадей нету? – лучник аж в затылке зачесал, ибо лошадей имелось в пропорции, о чем они и возвещали, переговариваясь на незатейливой своей лингве, фырком, всхрапом и перестуком копыт.

– Да-да, лошадей! Это, – де Лален обвел взглядом конюшню, – наши, отрядные, мы их с собой привели. А где местные? Из бургомистрова хозяйства, ратушные и так далее? Горожане, кто поумнее, здесь своих ставили на постой, помнится. И? Где они?

– А! Местных нету! – обрадовался лучник такому четкому пояснению и, пригнувшись к рыцарю, добавил, вроде как по секрету: – Тутошний амуничный склад полнехонек. Седла, оголовья, недоуздки, вальтрапы, потники, всякие запасные путлища, подковы – на целое стадо. Ну, мы подрезали кой-чего по мелочи… А лошадей – ни одного человека!

– И куда они делись, скажи на милость?

– Кто? Я?! А я не знаю! – пожал плечами гвардеец.

– Плохо, – Филипп собрался было кивнуть, но вместо этого закашлял.

Боль в груди немедленно вернулась на боевой пост, снова воткнув раскаленное шило, забытое было после пробуждения. Де Лален отмахнулся от лучника, который подскочил помогать, и зашагал вглубь помещения, потирая расшалившиеся ребра.

Ночью сквозь пелену усталости (круги плавали перед глазами) рыцарь не разглядел, что интерьер был далек от порядка. Часть стойловых дверей покосились на петлях, у пяти или семи не было щеколд. Присмотревшись, Филипп убедился, что они вырваны с корнем. Заглянул в один из денников, где сразу же пришлось отпихиваться от не в меру дружелюбного коня, который немедленно заблестел глазом и полез проверять – не принесли ли ему чего-нибудь вкусного. Дверь несла изнутри следы могучих ударов чем-то тяжелым, аж щепа полезла.

– М-да. Давайте догадаемся, чем же это били? – вопросил молодой рыцарь, глядя в честные конские глаза.

– Фр-р-р! – сказал конь и затряс головой, будто извиняясь за свой скудный умишко.

– И зачем я тебя приволок в это гнусное место, дружище?

– Совсем дошел! С лошадьми разговаривает! – сзади обнаружился де Сульмон, улыбаясь во все зубы. – У-у-у, брат Филипп, надо сказать, ты исключительно дерьмово выглядишь. Краше в гроб кладут!

– Краше, краше! Чувствую я себя еще хуже, можешь не сомневаться! – проворчал рыцарь и вышел из денника.

– Болит? – Жерар вознамерился ткнуть пальцем в грудь, где, по его мысли, и таилась главная причина нездоровья, но вовремя передумал.

– Болит у меня не здесь! Предчувствия у меня омерзительные. Внутренний голос доконал.

– А это язва желудка! У моего деда так начиналось. Думал, внутренний голос, а оказалось – язва!

– Что-то у тебя настроение подозрительно хорошее, друг Жерар!

– Кой черт хорошее! Я голоден, как волчище, и готов сожрать коня! Я не я, если сейчас не добуду завтрак! Или придется жрать коня, честное слово!

Поразившись такой витальности юного спутника, Филипп признал, что перехватить горяченького было бы очень кстати. Не успели товарищи направиться в противоположный конец конюшни, где ближе к воротам квартировали пажи, а значит, было кого озадачить готовкой, как де Лален встал, словно налетев на стену.

– Ты чего как ушибленный? – спросил Жерар.