Опасные земли

– У Славы был старший брат. Почти на десяток его старше. Фактически вырастил он нашего Славу, пока родители работы работали. С ложки кормил, пеленки менял. А в 1992-м уехал на Украину и пропал. Помнишь, время какое было? Голодно, за доллар сегодня десять рублей, а завтра уже все сорок, зарплату то ли заплатят, то ли нет, а если и да, много ты на нее купишь, бандюганы кругом, в телевизоре то Собчак, то Чумак – караул, что творилось! Такую кашу в башках людям взболтали! А Бецкие-то, слышь, из-под Полтавы. Родственники у них там, друзья и все такое. Однажды приходит письмо, старшенький собирается и уезжает, де, на заработки. И – с концами. Оказалось, зарабатывать его пригласили в такую славную организацию, как Украинская Народная Самооборона. Брат тоже из наших – десантура. Только служил в Ульяновске, а воевать ему довелось в Афгане. Ценный, в общем, кадр. Украинские нацики тогда долларами платили, а заодно плотно окопались возле его уха. Ну, я так думаю, или как еще ему в голову-то нагадили? Москали, мол, кругом жиды, ты же сам хохол, хватит кормить Москву и вот эта вся херня. Короче, побежал тогда в Грозном Слава меня спасать, высунулся из-за стеночки, а в рамке прицела – старшенький Ваня. Еще секунда-две – и перехватит бойцу горло тесаком, мне то есть. Вот выбор, а?! Бецкий выбрал. В итоге я здесь с тобой треплюсь, а Ивановы мозги по всему асфальту. Не дай Бог, блин, как представлю! Наши боялись, что Славочка после того боя полезет в петлю. Ничего, справился. Но даже не думай поднимать при нем эту тему хоть намеком, и вообще – лучше забудь.

Ничего подобного антиквар представить не мог.

То есть мог, но через сердце пропускной шлюз не срабатывал. У круглого сироты Кирилла не имелось ни братьев, ни сестер, ни вообще – знакомых родственников. Отец, если жив, растворился в мировом просторе на первом году жизни сына. Шекспир и Гоголь снабдили Ровного необходимым запасом опорных знаний насчет семейного смертоубийства, но личного опыта хотя бы в посредстве близких людей он не переживал. Не довелось.

История, однако, отдавала достаточной жутью, чтобы как мешком по голове хлопнули. Ржанке надоело слушать подобные страсти, и она упорхнула по своим беззаботным птичьим делам, решив, наверное, что двуногие существа совершенно безнадежные, раз творят с собратьями вот такое. Кириллу же подумалось: «Да-а-а, а мы расстраиваемся, если ожерелье с птичками от Бушерон увели жадные москвичи и не удалось договориться насчет портрета кисти Гейнсборо[58]. А ведь прав старик: люди достаточно гнусные сволочи и справляются не хуже любых восставших из ада».

Говоря мысленно «мы» о всем антикварном цехе, он тактично забыл, что никакие это не мы, а очень даже он – Кирилл Ровный, вспомнивший собственные горькие разочарования за последние года три. Особенно он убивался из-за неизвестного портрета Маргарет Берр, жены великого Гейнсборо. Ровный ловко вышел на одного коллекционера из Аргентины, который собирался портрет продать, но не мог найти посредника. С официальными торговыми домами и аукционами (где такую редкость оторвали бы с руками) связываться он не желал. А все из-за дедушки – скромного оберфюрера СС, который, г-хм, приобрел его в числе прочих прелестей не вполне законно и вывез через Испанию на Патагонские земли в 1946-м. В России как раз подвывал от нетерпения покупатель – скромный чиновник Владивостокской таможни, которому до зуда захотелось Рейнольдса[59] или Гейнсборо.

Когда дело было на мази, а портрет готовился к вояжу вокруг мыса Горн и – через Тихий океан, продавец передумал. Наглухо. Просто не желаю, и все. Ох, как тогда Ровный злился! Ведь столько таланта и умений было истрачено! Умудрился поспеть вперед москвичей и даже пройдохи Бронштейна! И все впустую. Просто потому, что проклятый аргентинец раздумал.

Посреднический процент в соточку зелени сиял уже во всю ширь, как клятва пионера! И Господь с ними, с деньгами, на которые Ровный уже прицелился прикупить уютный домик на испанском берегу. Запись в биографии какая! Тот самый тип, что продал неизвестного Гейнсборо! И никакого тебе домика, и никакой тебе записи. И с ценным клиентом разосрались насмерть, потому как покупатель во всем, конечно же, обвинил антиквара.

Словом, понятно, что Ровный очень расстроился.

На фоне истории, которую в трех словах накидал Быхов, все беды, пережитые на непростой и нервной антикварной ниве, показались Кириллу не просто мелкими, а вообще – несуществующими. Сделалось до зуда стыдно. И страшно, ведь он в те самые лета служил в мотострелках и лишь по странным резонам командования не загремел в горы. Заодно он вдруг понял, что инквизиторы практически его одногодки. А потом вновь испугался, ведь за беседой и мыслями он вовсе отвлекся от того поганого факта, что из нынешней командировки очень запросто можно не вернуться.

Чтобы отвлечь себя еще раз и, если повезет, столь же качественно, он спросил:

– Женат?