Странно, что техника не выглядела древними развалинами. В ней ощущалась невыразимая словами угловатая эстетика, былая мощь многосотсильных моторов, надежный броневой вес и громогласное могущество сотен пулеметных и артиллерийских стволов. Но жизни больше не было.
Не казалось, что «панцер» сейчас довернет башню и вдарит фугасом или расцветет на ней спаренный МГ. Невозможно было представить, как «Ганомаги» растворяют десантные отделения и оттуда сыпятся парни в фельдграу с закатанными рукавами под вопли «loss, loss, loss». Не взревут двигатели тупомордых «Фамо» и «Опелей Блиц». Все оставалось мертвым и безопасным даже на вид.
– Это добро под открытым небом уже семьдесят годков. Не скажу, что как новенькое, но как-то не так, как я себе представлял. Вон, даже резина не такая уж и растресканная, – сказал Бецкий и вопросительно воззрился на антиквара, раз уж он такой знаток.
– Окрестности Сен-Клера теперь – не совсем обычное место, – ответил вместо Ровного художник. – Здесь замерло время, но погода меняется даже тут. Дождь, ветер, перепады температуры…
Понтекорво повернулся к Быхову.
– …Поэтому вы, ротмистр, не сумеете воспользоваться, например, старым пулеметом. Я заметил, как вы на них смотрите, – не стоит пытаться. Механизмы, должно быть, сильно повреждены. Их можно отреставрировать, но для этого потребно время и инструменты. Времени у нас совсем нет.
– А гранаты? – быстро спросил капитан. – Гранаты хранили в хороших ящиках! Помню, мы пацанами еще под Ельней наткнулись на ящичек в засыпанном блиндаже. Все гранаты на карьере взорвали, ни единой осечки! Механизм у них куда как проще, чем у пулемета!
Не дожидаясь ответа, инквизитор побежал к ближайшему «Ганомагу», видимо, рассудив, что гранаты и десант друг от друга неотделимы. Вслед ему раздавался голос Бецкого, который говорил нечто вроде: «Смиритесь, это не остановить, он тащит все, что не приколочено, видели бы вы его квартиру, а тут не просто халява, а еще и оружие».
При ближайшем рассмотрении, а рассмотреть пришлось, потому как чекист увлеченно шакалил в забытой технике, выяснилось, что не все машины в прекрасном состоянии. Прекрасном, естественно, для артефактов людского труда, простоявших на вольном воздухе семь десятков лет. Артефакты людского труда подобной небрежности не прощают – слишком нежные. Если речь не о египетских пирамидах, конечно.
Деревянный борт одного «Опеля» был прошит пулями. Кто-то когда-то вдарил по нему щедрой очередью, которая оставила по себе ряд из дюжины дырочек с пощепленными краями. Правофланговый мотоцикл был опрокинут взрывом вместе с коляской и знатно закоптился – видимо, горел. Спалили и бронетранспортер ближе к центру колонны. В двух машинах от него у обочины стоял настоящий красавец – «Мерседес» W-150 с фарами в аэродинамических наплывах крыльев. Как пафосная и страшно дорогая легковушка очутилась в батальонной колонне – оставалось только гадать. Вряд ли подобный экипаж полагался комбату – не того полета птица.
Колеса порваны чем-то очень огнестрельным, стекла выбиты, в дверях следы очередей – машину вдумчиво расстреливали, как в американских фильмах про гангстеров времен сухого закона.
По всему выходило, что ребята Отто Скорцени (или кто отправился разбираться с таинственным городом) вынуждены были вступить в бой. Очень вряд ли батальон в 1940 году мог встретить здесь хоть кого-то, владеющего автоматическим оружием. Значит, диверсанты палили по собственной крестоносной колонне, выборочно и вдумчиво. Было, то есть, в кого и зачем, ведь те ребята отличались чем угодно, но не дуростью.
Ну, или антиквар чего-то не понимал, что, кстати, не исключено.
Наконец, из десантного отделения одного из «Ганомагов», где как раз промышлял Быхов, на траву полетела пара траченых временем ранцев, а вслед показалась и сияющая физиономия.
– Есть! Вот! Нашел! – инквизитор принялся тянуть наружу зеленый ящик.
Ящик был нелегким, но капитан осилил без посторонней помощи, принявшись жестами звать своих. На облупленном жестяном корпусе все еще читались буквы, выписанные под трафарет почти век тому: Stielhgr 15/24.
– А, ну как? Смотри, даже чекухи целые! – чекист принялся уродовать губы незнакомым языком: – Штиел хгр… ханд граната. Стальная ручная граната – все понятно. Пятнадцать-двадцать четыре? Их там пятнадцать или все-таки двадцать четыре? Лучше бы двадцать четыре!
– Стальная было бы Stahl – шталь. А тут штиль – рукоятка, – перевел подкованный антиквар. – И, наверное, все-таки, пятнадцать – больше сюда не влезет. Двадцать четыре, значит, как мне кажется, М-24 – марка изделия. Или я не знаю.
– А-а-а! Гляди ты! Разбираешься! С рукояткой – значит, те самые фрицевские «колотухи». Мы их проходили, да! Со шнуром в рукояти! Помним-помним! Убойные они, говорят, страсть! – и Быхов взялся отворять запоры.