Опасные земли

Вот только выглядел он не случайно отобранным артистом массовки, которому выдали непонятные шмотки, а до предела настоящим. Подлинным. Длинные спутанные волосы невнятного серого цвета спадали до плеч из-под войлочного колпака, а несколько прядей выбились на лицо – худое, костистое, если не сказать изможденное. Одет он был в долгополую – ниже колен – коричневую тунику грубой шерсти в катышках, стоптанные сапоги и длинный плащ, накинутый на плечи, словно его мгновение назад подхватили, чтобы выйти на улицу.

Отчаянно хромая на левую ногу, неожиданный человек спустился с крыльца, не обратив ни малейшего внимания на три ствола, вскинувшиеся при его появлении. За ним из двери выскочило отвратительное пегое существо, которое только из огромного уважения к собачьему роду-племени можно было назвать собакой. Хозяин дома вцепился взглядом в четверку друзей. Глаза у него оказались внимательные, острые. Если самому человеку на вид светило лет пятьдесят, а то и все семьдесят, очи были совершенно юношеские – ясные и блестящие.

Товарищи молчали, лишь художник отвесил манерный поклон, взяв шляпу на отлет.

«Как мушкетер какой, честное слово», – подумалось антиквару.

Хозяин, похоже, удовлетворил первое любопытство и заговорил. Хрипло, будто давно не пользовался этим даром эволюции и сильно отвык. Он произнес фразу на языке, который мог быть только французским, но без единого знакомого слова, оборота или даже интонации. А Понтекорво ответил, без запинки, сразу, ловко сплетая незнакомую речь. Человек помолчал, а собака препротивно тявкнула, оглядев гостей, причем глаза ее оказались разного цвета – зеленого и беспросветно черного. Наконец, хозяин заговорил вновь и вновь получил ответ художника. Завязалась беседа.

– Что они лопочут и кто это вообще? – прошептал Бецкий, обескураженный ненормальностью, полной неожиданностью мизансцены.

– Это паромщик, я не уверен, но он отговаривает ехать через реку. Не хочет везти, – так же тихо ответствовал Ровный. – Это старофранцузский, да еще какой-то диалект, я на таком читаю со словарем, но никогда не слышал.

Диалог длился минут пять или три – никто не засек времени.

Понтекорво, прервав беседу, сказал спутникам:

– Господа, надо заплатить за перевоз. Нужны мелкие монеты – по две за каждого.

– Какие монеты? – спросили хором ничего не понимающие чекисты.

– Любые. Ему все равно. Бумажных денег он не признает – только металлическую мелочь.

Ровный с трудом – мешалось снаряжение, которое пришлось расстегивать, залез в нагрудный карман парки, где спрятал паспорт и деньги, достал, наконец, портмоне. Порывшись, он извлек восемь желтых кругляшей, где значилось достоинство в десять евроцентов.

– Этого хватит? Вот, припас, думал, зачем, а пригодилось, – сказал он, против воли оправдываясь.

Художник молча передал звенящую пригоршню паромщику, который еще раз обвел друзей взглядом и махнул рукой.

Жест вне времени и языковых барьеров: прошу за мной. И, все также хромая, побрел отвязывать плот, а вместе с ним – отвратительный пес.

* * *

Ворот, повинуясь руке паромщика, выбирал канат. За леерами текла Уаза. Перед с каждом оборотом приближался к городу на другом берегу. Дома его, казалось, горели в лучах заходящего солнца.

– Как он вообще выжил вместе с собакой в этом месте? Ведь если тут в самом деле полно этих… упырей… – спросил Быхов, ни к кому не адресуясь.

– Это же паромщик, а паромщик всем нужен, – просто пояснил Понтекорво.

– Исчерпывающе. А отчего такой долгий треп? Неужто торговались?

– Нет, он просто дал понять, что обратный проезд будет стоить гораздо дороже.

– Борзеет! Ничего, сунем ствол – повезет и бесплатно, как миленький.

– Не думаю, что это разумно и вряд ли так просто.

– А где ты наловчился этой тарабарщине?

– Классическое образование, ротмистр.

Так они общались, глядя на приближающийся город. А Ровный так и этак вертел первую фразу паромщика, гадая, верно ли запомнил, а если так, то насколько правильно удалось понять на слух: «Желаю здравствовать. Неужели это снова вы?»

Глава 8 Рыцарь

Крики, вопли и общая тревожность застали Жерара в гостях.

Он сидел в кабинете градоначальника, точнее, доктора Игнасио Хименеса, причащался вином, разговаривая разговоры. Хотелось бы сказать: мило беседовал. Причем хотелось, в первую очередь, самому молодому де Сульмону. Именно таков был план: прийти, пообщаться с культурным человеком, который вхож вы же понимаете в какие круги, – самого Великого Герцога пользовал, пусть и весьма недолго. Опять-таки – личность свежая вместо надоевших за путешествие одинаковых солдатских рож.

Словом, отдохнуть в таком обществе от одинаковых солдатских рож вовсе не зазорно, тем более за испанской знаменитостью требовался пригляд. Вот и думал Жерар совместить пригляд с отдыхом. Однако не задалось. Дружелюбие и гостеприимность дона Игнасио не вполне соответствовали внутренним прогнозам. Был ли он настоящим доном, или это скороспелый дворянчик пера – вот вопрос.