Опасные земли

В чемодане нашлись именно они – изделия сумрачного тевтонского гения, похожие на булавы с деревянными ручками. Маркировка на корпусах, помимо необязательного, сообщала: 4 Sek – задержка четыре секунды. В специальном отделении хранились запалы, которые Быхов незамедлительно начал вкручивать. А потом, распихав изготовленные изделия по ранцам, один отдал Бецкому и сам снарядился парочкой за пояс подвесной системы.

– Вот теперь повоюем! Без гранаты солдат – не солдат, а недоразумение. Нынче же не то, что давеча!

– Ты собираешься что, пулеметные гнезда зачищать? Или как? – скептически поморщился Ровный. – Сомневаюсь, что у них тут есть такое.

– Сомневаюсь, что местные, кем бы они ни были, в курсе, какой этот мандарин на вкус и что с ним делать! – отрезал капитан. – Хватит уже трещать, вон сколько времени потеряли! Веди, отец, а то мы до ночи проваландаемся. Что-то мне не охота блукать здесь по темноте!

Трое друзей переглянулись, озадаченные сентенцией насчет потерянного времени, будто бы это они, а не Быхов, битых полчаса разъясняли чужую технику на предмет содержимого. Инквизиторы попрыгали, привыкая к весу ранцев и расположению гранат на жилетах, и маленький отряд канул между холмов, двигаясь вослед солнцу. И некому было воззриться на опустевший луг, кроме деревьев и чернеющих вдали шпилей и колоколен.

Впрочем, сиротой колонна только казалась.

Товарищи, занятые трофейным вооружением, не обратили внимания, что в пыли под «Ганомагом» что-то лежит. Оно зашевелилось, и на дорогу выползла рука в серо-зеленом сукне и со сдвоенным шевроном обер-ефрейтора. Рука продолжала двигаться, перебирая пальцами, сгибаясь и разгибаясь, как червяк, показавшись целиком. Плечо оканчивалось жутким обрывком с торчащими костями.

Дверца «Мерседеса» дрогнула, растворилась, и наружу выпал человек, улегшийся на земле лицом вниз. Точнее, нечто, когда-то бывшее человеком. Грязный мундир в потеках давно засохшей крови был прострелен в нескольких местах. В салоне валялась забытая фуражка, но погоны с двумя желтыми ромбами поверх витого серебряного шнура ясно указывали, что их хозяин ходил в чине полковника.

Оберст вытянул ноги из «Мерседеса» и, пошатываясь, встал во весь рост. Лицо его – не лицо, а кошмарная маска, обтянутая пергаментной кожей, дрогнула, скривилась, пойдя морщинами, глаза открылись. И ничего в них не было, кроме бесконечной тоски и злобы.

* * *

Товарищи стояли на набережной, глядя на деревянный пирс, здоровенный паром с воротом и уходящей на другую сторону реки веревкой и домик, казалось, вырубленный из той же заготовки, что и причал. Островерхая двускатная крыша едва не сияла вычищенной черепицей, дощатый настил и набережная перед ним были тщательно выметены, и даже металлические части паромного ворота – без намека на ржавчину. Все это было так непохоже на только что виденный пейзаж, что стоило удивиться. На закуску в оконце, забранном в частый переплет, теплился… огонек. Вот на него-то отряд и уставился в недоумении.

Позади остался марш через безмолвие и пустоту.

Поля, заросшие травой без следа людского пригляда; пугающий пригород с сотней почерневших каменных домов и сараев с кое-где провалившейся кровлей. Виднелись окна с маленькими мутными стеклами в свинцовой оплетке, двери на петлях, ржавых до последнего предела, покосившиеся тесаные ступеньки. И ни следа, ни звука, лишь ветер, который к вечеру решил-таки заступить на вахту, гонял по гулким улицам палые листья.

В застройку Понтекорво не сунулся. Почти весь путь он проложил в обход – вдоль реки – прямиком до переправы. Не хватало еще застрять посреди узких улочек, если хозяева домов проснутся и решат выйти наружу. Инквизиторам памятен был короткий анабазис из Лесотехнического парка, когда их окружила толпа тварей. А сколько их могло ожидать в немых до поры домах? Без стрельбы не обойдешься, оповещать же о своем присутствии заранее было явно неразумно.

Посему маршрут художника все молчаливо одобрили. Хотя по окоему реки не шли – крались, насторожив оружие.

И вот теперь чистый домик да свет в окне. Только дымка над трубой не хватало для полного уюта.

Чекисты переглянулись, поглядели и на Кирилла, а потом все трое – на Понтекорво. Тот пожал плечами и, будто ничего другого и не предполагалось, зашагал к дому, не без изящества пристукивая в настил тростью. Оказавшись подле дверей, он тростью же и постучал.

– Рехнулся дед, – прошипел Бецкий, сжав для уверенности дробовик. – Как есть рехнулся!

Помянутый дед отступил на пять шагов, а в доме послышалась возня, и дверь открылась. На крыльце показался высокий сутулый человек.

Человек.

Не клыкастая морда злобного монстра, вся в крови, как можно было подумать.

Человек.

Будто бы только со съемочной площадки низкобюджетного кино на историческую тематику.