Опасные земли

Перед алтарной апсидой церкви стоял человек. Он раскачивался, уставившись в стену, заунывно выводя припев, с подвыванием в первом слове каждой фразы. Ему немо внимали горгульи, умостившиеся на фризе, и громадный витражный Христос, воздевший крест над горним местом, что скрывалось внутри нефа. В свете Луны торжествующий живой бог выглядел так, как выглядел его собственный оригинал, прибитый костылями к столбу. Казалось, что с перекошенных синеватых уст готово сорваться предсмертное «Элои, Элои! Лама савахвани!»[60]

Но вместо этого у божественного изножья раздавалось «дос сервесас пор фавор».

Световое пятно, услужливо выстеленное нашим небесным спутником, не оставляло сомнений – это был полицейский. Форменная одежда, duty belt с кобурой, наручниками и газовым баллоном, форменные ботинки и не менее уставная стрижка, явленная миру, потому что страж порядка утратил не только пуговицу, но и головной убор. Тот же слабый свет очертил и дверь, что пристроилась сбоку апсиды и, наверное, вела в алтарь прямиком с улицы.

– Что он несет? Что вообще происходит? – Быхов таился за углом высокого купеческого дома и был переполнен вопросами.

– Два пива, пожалуйста, – антиквар ответил на первый из них, не зная, что сказать по второму поводу, и зачем-то добавил: – Это по-испански.

– Тень не стал его обращать. Не знаю отчего. Парень просто рехнулся, – художник просветил насчет второго вопроса.

– Он безопасен?

– Здесь никто не безопасен.

– Понятно! – шепнул капитан и метнулся через проулок, шедший вдоль дома и церкви прямиком на площадь.

– Куда?! – выдохнул ему вслед Бецкий.

Инквизитор в три прыжка преодолел оставшееся до бывшего полицейского расстояние, занося ружье для удара. Приклад с глухим треском обрушился на череп блюстителя, сбив того с ног. Быхов, с натугой хэкая, ударил еще пару раз – для верности. Ровный видел, как в такт опускающемуся оружию дергаются ноги в казенной обуви. Наконец каблуки застучали судорожную чечетку, и бельгиец затих.

Друзья подбежали к чекисту, который пытался обтереть кровь с приклада об униформенную рубашку.

– На хера, Слава?! – зло прошипел Бецкий.

– Ты хочешь, чтобы он прыгнул нам на спину или принялся палить? Дед сказал, что здесь безопасных нет, и я с ним согласен! – Быхов распрямился, вновь пристегнув «Бинелли» к карабину на тактическом ремне. – Картечью шумно, вот я и решил так, вручную.

Понтекорво отстранил майора, из трости появился длинный клинок, холодно сверкнувший при Луне. Художник что-то зашептал, кажется, читая Pater noster, и трижды пронзил тело – прямиком в выпученный глаз, в грудь и в солнечное сплетение. Затем он также обтер сталь о забрызганную кровью рубашку и вернул шпагу в ножны.

– Запомните, поврежденный мозг не значит, что тварь упокоена. Они и вовсе без головы проявляют завидную бодрость, как вы могли заметить. Только рассеченные жизненные центры – мозг, сердце и позвоночник – дают хоть какую-то гарантию.

Ровный отскочил под стену, и его, наконец, вырвало.

Блевал антиквар мучительно, с надрывом, желчью.

– Да что вы за люди такие, – просипел Кирилл.

– Это ничего… – начал было майор.

– Ты чего там бормотал, отец… – начал было Быхов.

Художник же внезапно шагнул вперед, через тело под ногами, опять обнажая шпагу.

Апсида, как заведено в готической моде, полукруглым барабаном далеко выдавалась из алтарной части церкви, начисто скрывая обзор с другой стороны. И вот оттуда вдруг раздались металлическое лязганье и какой-то скребущий звук, будто что-то железное волокли по брусчатке.

В один миг случилось многое.

Ровный успел отойти назад, вытирая рот рукавом. Чекисты начали поднимать ружья. Витраж вместе с соседними стрельчатыми окнами озарился трепещущим светом изнутри. Алтарная дверь начала со скрипом открываться.

А из-за постройки, как молния, вынеслась… Ровный от внезапности успел подумать, что это опять статуя, только не деревянная, а стальная. Вот только эта и не думала стоять, она бежала огромными скачками, таща за собой в одной руке огромный топор. По мостовой грохотали стальные башмаки, скрежетали сочленения, звенели шпоры. В голове Кирилла пронеслась несвоевременная антикварная мысль: «Да он же в миланском доспехе, матерь божья, полмиллиона баксов у Петера Файнера!»

– В сторону, дед! – крикнул Быхов, которому Понтекорво перекрыл директрису стрельбы.

Воспользоваться оружием никто не успел. Рыцарь буквально таранил, снес художника, отбросив его на Бецкого. Затем, не прекращая разбега, он вымахнул топором, обрушив чудовищной мощи удар на маленького инквизитора. Капитан подставил под древко дробовик, чудом разминувшись с убийственным железком. Инерция была такова, что Быхов упал навзничь, а сверху его прижал стальной человек, клюнув забралом в шею. За угловатой заслонкой слышалось сдавленное мычание и что-то щелкало, словно кастаньеты.

Ровный не сплоховал.