Не все. К пристаням вышли не все – кого-то похоронило на улицах под волнами мертвой плоти. Отчего-то твари отвязались, вторую половину пути их никто не преследовал. Когда конь Жерара, запаленно поводя боками, достиг выхода на пирс, юноша успел слегка успокоиться и привести мысли в порядок, тем более что дождь, как бывает при сильной буре, внезапно иссяк, а небо начало заметно светлеть. Гроза уходила. Светлело и в жераровой голове.
Занималось утро. Где утро, там и новая надежда.
Значит, первым делом завести отряд на причал. Потом выставить охранение. Перевезти, кого получится, на ту сторону, выстроить бойцов и там – мало ли что. Вернуться, забрать остальных. И, чем черт не шутит, дождаться упрямых ослов – Филиппа и Уго, которые словно с ума взбесились, до того им вошла за темечко идея погибнуть героями.
Бросив повод пажу, де Сульмон первым вбежал на пристань, где увидел… паромщика.
Тот самый угрюмец, одна нога короче другой, вытертые шмотки и отвратительная собачонка. Тот самый, что вез их через реку, кажется, сто лет тому. Просто удивительно, сколько всяческой дряни может приключиться всего за сутки.
Мужик стоял на плоту, пришвартованном у пирса. И молча пялился на юношу.
– Эй, милейший, удачно, что ты на этом берегу. Запускай на борт, словом, поехали отсюда. Ну, ты чего? Язык проглотил?
Жерар трусцой подбежал к парому и попытался шагнуть на него, чтобы привести хозяина переправы в чувство. По щекам надавать хаму или еще как.
Но помянутый хам повел себя и вовсе неожиданно. Он пихнул Жерара так, что тот едва не опрокинулся навзничь.
– Да ты, что ты себе… я тебя!!!
– Нет, – просто ответил паромщик.
– Ну держись!!! – Жерар в лютой злобе, еще не отойдя от драки, рванул было меч, но паромщик отвесил ему такую оплеуху, что шлем зазвенел под голой рукой, а юноша все-таки упал на спину, громыхнув по доскам.
– Нет, – повторил паромщик.
К Жерару бежали воины. Кто-то грозно матерился, кто-то обещал лодочника утопить, кто-то доставал топор с поясного крепления – яснее тысячи слов.
– Нет! – голос рокотнул, не хуже давешнего грома.
До того это получилось убедительно, что отряд встал. Так они и стояли. Одинокий сермяжный мужик с собачонкой и шеренги воинов, облитых сталью, яростью и кровью. И злобные люди, обученные убивать и умирать, не двигались.
Потому что за спиной паромщика стояла не собачонка. На месте дворового кабыздоха мерещилась тень худшего ночного кошмара – здоровенная тварь о двух головах с клыкамисаблями, когтями-кинжалами, смрадным дыханием и жутким четырехглазым взором.
– Нет! Город закрыт! Вы все – все оплатили дорогу сюда. Обратно не выйдет никто! И не думайте переплыть реку – вынесет обратно! Возвращайтесь!
– Но куда? – простонал Жерар, накрытый страхом вместо недавней бодрящей ненависти.
– В пекло. Или сидите здесь, мне все равно.
– А заплатить…
– Вам нечем платить, – отрезал паромщик.
И тут за спинами раздался знакомый бас, раскатывавший «р» в таком грассировании – не понять, не то рычит, не от полощет горло. Через линии бойцов проталкивался Уго. Его собственный здоровенный меч лежал в ножнах, а вооружился он каким-то до нелепости старым клинком.
– Уважаемый, у всего есть цена, – сказал де Ламье, вышедший вперед.
– Цена – это жизнь, – ответил паромщик.
– Я готов заплатить, пусть молодой уезжает. Я останусь вместо него.
Повисла тишина, нарушаемая только удалявшимся громом. Паромщик размышлял секунды три, а потом кивнул головой.
– Идет. Молодой, проходи, остальные…
– Эй, погодь! А мы? Поделимся по жребию и, – рядом с Уго, как по волшебству, вырос лучник Мердье. – И тоже, ну ты понял! Брат за брата!
Паромщик обвел всех тяжелым взглядом исподлобья, вперившись в оконцовке в лейб-лучника.
– Вам нечем платить. Вы все мертвы. Вам нечего тревожить живых, проваливайте! Молодой, заходи, цена уплачена.
Воины молчали, потрясенно переваривая услышанное. А Жерар не молчал, он почти голосил.
– Ты чего собрался делать, старый ты черт?! Я так не могу, я…
– Цыц! – Уго нахмурился, как умел делать, наверное, только он, мигом укротив юношу. – Жерар, я поклялся быть при Филиппе до конца. И клятву сдержу. Молчи, не перебивай. Де Лален младший не придет. Он остался здесь, значит, и мне судьба. А ты слушай. Держи этот меч. Я видел, он может убить бессмертного. Когда-нибудь он пригодится. Держи суму…
Германец повесил на плечо Жерара переметный седельный чемодан.
– Здесь твоя дурацкая книга. Закончи ее, людям должно знать все, что здесь случилось. Никто не поверит, знаю. Но когда настанет пора – поверят и воспользуются. Поэтому никому не показывай, допиши и спрячь. Сейчас это важнее всего, ты понял? Просто кивни, не надо мямлить! Это твое последнее боевое задание! Ты вроде стал браться за ум, я тебя вообще не узнаю. Так постарайся не обосраться в самом конце! Пошел!!!