Опасные земли

Дождь совсем перестал. Затих и ветер. На реку полз жирный предутренний туман. Под его кровом исчезал паром, на котором еще некоторое время можно было разобрать корявый силуэт паромщика, стройного юноши в бригандине и шлеме, боевого коня-дестриэ светло-серой, почти белой масти. Первым пропал в тумане конь, слившись с его прядями, последним – молодой воин, стоявший у кормовых перил, а потом и сама корма. Лишь скрип лебедки еще некоторое время и мог напомнить, что на переправе работал плот.

Воин, в свою очередь, мог некоторое время видеть товарищей на причале. Несколько оборотов лебедки, и о городе Сен-Клер свидетельствовали самые высокие башни – ратуши и храма. Стоило лебедке поскрипеть еще – пропали и они. Последним напоминанием стал зычный голос Уго, прорвавшийся сквозь туман:

– Допиши и спрячь, допиши и спрячь! Не обгадь все дело, молодой дурень!

Солдаты и жандармы спускались на берег. Им предстояло возвращение. Последними причал покидали Уго де Ламье и Петроний.

– Чего ты такой кислый, толстяк?

– Как-то очень странно все вышло, – пропищал трактирщик.

– О да, твоя последняя авантюра не задалась! – подтвердил Уго.

– Я и говорю, странно.

– Зато, похоже, смерть от болезни тебе не грозит, так что гляди веселей! Сколько мы с тобой знакомы? Лет тридцать?

– Да уж, прошлое у нас на двоих весьма занятное и чертовски долгое.

– Будущее может быть еще интереснее, ведь ты умеешь пользоваться самыми неожиданными шансами. Так, дружище?

– До сих пор справлялся.

– Вот теперь узнаю неугомонного Петрония!

– Заткнись, Уго, без тебя тошно.

Так под звуки необязательной, почти домашней трепотни замыкающие вслед за отрядом канули на улицах города Сен-Клер.

Антиквар

Без подмоги, которая взялась невесть откуда, друзья не выжили бы. Да и с нею выжили чудом. Мертвецов было слишком много, и на каждого уходило слишком много патронов. Антиквар, майор и капитан стояли в проходе между рядами скамей, поливая вход огнем.

Однако разрываемые пулями и картечью мертвецы приближались, лезли по телам упокоенных или просто лишившихся подвижности и через минуту должны были захлестнуть маленькую шеренгу, что упорно продолжала извергать дым и пламя.

Ровный уже не думал о бесполезности сопротивления. Он просто стрелял. Но мысли в голове оставались. Точнее, всего одна. Какого лешего не нападает Тень? Тварь слишком сильна и стремительна – дробовиками не отбиться. Но высокая фигура в изломанных доспехах не шевелилась, стоя там, где ее уложили гранаты.

Впрочем, скоро стало совсем жарко, а значит, не до самых полезных мыслей.

– Пустой! – заорал майор.

– Заряжай, прикрою! – отозвался Быхов и двумя выстрелами разнес головы паре самых шустрых мертвяков.

В его дробовике оставалось три патрона. Еще чуть – и придется идти в пистолеты.

Ровный помнил, что его положение чуть лучше – он успел набить магазин смертоносными цилиндриками последним и теперь мог стрелять еще пять раз. Но потом выходило, что все-таки пистолет. А может, меч, то есть рукопашная, ведь зарядиться заново им не дадут. Бестиям оставалось пройти метров десять, и слава Богу, что атакуют они строго в лоб.

В тылу бился художник, зарубивший, кажется, дюжину мертвецов.

Дробовик антиквара опустел. Последние два раза выстрелил майор и схватился за пистолет. Руки капитана Быхова уже некоторое время расцветали не громогласными снопами огня двенадцатого калибра, а куда более скромным речитативом девятимиллиметрового «Глока». И тут натиск тварей ослабел. Попросту они прекратили лезть с площади. Их место заняла шеренга закованных в сталь людей, прикрывшая дверной проем, а в храм ворвался квартет с клинками наголо. Вел их невероятно толстый человек, на пузе которого с трудом помещалась кираса.

Он тремя взмахами рассек покойника перед собой, закричал тонко, завопил, указывая тесаком за спину трех друзей. Понятно без слов, помогите своему, здесь мы разберемся.

«Почему Тень не шевелится, неужто выжидает?» – подумал антиквар, разворачиваясь кругом.

Вовремя.

* * *

Художник с поразительной для его лет легкостью увернулся от топора, которым саданул человек в долгополом одеянии сильно выцветшего синего сукна в кровавых потеках. Топор был не боевой – рабочий, а поэтому медленный. Человеку когда-то сожрали, обглодали половину черепа, что не убавило ему сил и прыти, но явно не прибавило ловкости. Понтекорво смог поймать мертвеца за вооруженную руку, толкнув плечом на второго покойника. Их оставалось в алтарной части храма всего двое – остальные валялись изрубленные на полу.

Шпага пропела свои песни, вонзившись в хребет долгополого, затем под лопатку, а после – в основание черепа. Со страшной, неуловимой скоростью.