Опасные земли

Он принял древко секиры на наплечник – черт с ним, пронзая незащищенное горло. На меч плеснуло первой кровью, а в уши хрипом, под ноги свалилось тело. Де Лален рванул вперед, перепрыгивая через него, благословляя себя за предусмотрительность – знал, не напялил поножи!

Лучник с мечом и кулачным щитом, кольчуга из-под изодранной ливреи, уколол в лицо и наддал этой железной тарелкой на кулаке, но Филипп лишь отклонился. Расслабляющий удар гардой поддых и клинком по шее! Рядом осел еще один француз, хватаясь за лицо, и кровища фонтанами из-под ладоней – это кто-то расторопный метнул шестопер и попал как надо.

А вот и капитан с фазаньим плюмажем, орет, надрывается. Стоять, мол, вали бургундца! На барбюте шарф, на груди бригандина, в латных руках сверкает меч.

Он ударил Филиппа, метя в шею, клинки схлестнулись острие против гарды – хреновый расклад, французик! Де Лален поднял оружие, отжимая чужой клинок, и нанес укол в лицо, как делал его брат, – не очень благородно, но пользы море. И крови.

Убил – навряд, но капитан свалился, а пехота, видя, что такое дело с командиром, дрогнула.

– За мной! – взревел рыцарь, завращал перед собой меч, выискивая очередную жертву, каковой поблизости не сыскалось.

Перед ним была дыра – ни одного человека, и он прыгнул вперед, зная, что в пробитую шеренгу сейчас ломанет клин бургундцев, заходя в тыл врагу, и Андреевский крест наконец побьет лилии.

Но где-то там, в дыму, тренькнула арбалетная тетива, и тяжелый болт, завив в полете жирный воздух спиралью, грянул в грудь. На что, согласитесь, не всякая кираса рассчитана, не говоря уж о бригандине, пусть ее ковал не миланский искусник, а сам Гефест.

Филипп замер, пока не чуя боли, лишь чудовищной силы удар, заставивший содрогнуться все тело. Из нагрудника торчала толстая деревяшка с веселеньким кожаным опереньем в красно-белую полоску. Очень его удивила эта полоска, именно она.

И тут затылок взорвался от второго удара, мир вздрогнул, закружился, а земля вдруг бросилась прямо в лицо. И пала тьма.

Французов из Монлери вышибли.

Людовик де Сен-Поль рассматривал бой под рукавицу, нервически покусывая ус.

Очень мешал проклятый дым.

Зато королевская армия не двигалась. Пехота учинила по всему ее фронту невнятное копошение, при здравом уме нетрудно было предположить, что лучники вбивают в землю колья. А еще, наконец, проснулся мессир наследник – от Лонжюмо одна за другой прибывали бургундские роты.

Из дыма показался одинокий всадник. Он подскакал к графу, и в его закопченном, рваном табаре тот узнал золотую решетку Клевского герцогства.

Всадник сорвал с головы барбют, хрипло крича:

– Деревня наша! Лучники бегут!

– Похвально! – сказал Сен-Поль. – Потери?

– Ерунда! Человек семь убитых и с дюжину раненых! Вот только Филипп де Лален погиб! – ответил гонец и радостно осклабился, радуясь непонятно чему: то ли малым потерям, то ли шамбеллановой смерти.

– Лален? Что за несчастная семья… Жаль. Но поздравляю! – граф поднял брови, а потом опустил их в нормальное положение.

В самом деле, о чем долго печалиться? Есть такая профессия – за герцога погибать! Самая что ни на есть рыцарская.

Гонец ускакал в направлении большого бургундского знамени, обрадовать Карла, а заодно опечалить потерей шамбеллана двора.

От Монлери показались четыре орудийные упряжки, а потом потянулись ходячие раненые. Процессия прошествовала пред графскими очами. Позади нее на шести скрещенных копьях несли тело в распашной ливрее в белый ромб на красной парче. Рядом ехали двое конных.

– А вот и де Лален, – граф поклонился, отдавая последнюю дань павшему. – Но позвольте! Какой же он павший?

Филипп отмахнул рукой, слегка приподняв голову.

– Жив я, жив! Только ребра болят и в голове туман.

– Ну вот и славно!

Для молодого рыцаря на этом битва при Монлери закончилась, а по войску пошел гулять вполне достоверный слух, что брат великого Жака де Лалена отправился вслед родственнику, то есть помер. Говорят, что нескупой на сильные чувства граф Шароле даже всплакнул!

В лагере с него сняли бригандину. Оказалось, что болт пробил пластины, но наконечник завяз в дублете, не отведав рыцарского тела и на мизинец.

Лекарь констатировал трещину в ребрах, огромный синяк и сотрясение мозга, отчего молодой сеньор изволил блевать.

Молодой сеньор, кстати, изволил до самого вечера, хотя, кажется, было уж и нечем.

А что битва?

Битва прошла своим чередом, к вящей славе и так далее.

До полудня обменивались залпами из пушек, а также стрелами и пулями из всего ассортимента. Это называется «беспокоящий обстрел».

В полдень на левом фланге, где встала Сен-Полева баталия, французы дрогнули (точнее, кому-то так показалось). Люксембуржец даже приказа к атаке не успел отдать, то есть только его и успел, когда конница бросилась вперед безо всякого порядка, развалив по дороге строй собственных лучников, которые едва вошли во вкус.

Королевский фланг, конечно, и не думал дрожать.