Опасные земли

В один прекрасный день, когда победная эйфория сорок пятого года еще не схлынула, а майор Богуслав трудился в тюрингском замке Вартбург, ему протелефонировали, что отловлен один тип, опознанный как сотрудник концентрационного лагеря Дахау. При нем нашли целый рюкзак документов, а товарищ Богуслав – ближайший специалист.

Специалист выехал на место, где отсеял почти весь рюкзак, содержавший жуткие отчеты доктора Рашера, а значит, под его интерес не попадавшие. Медицинскую документацию сдали компетентным товарищам, а вот одна папка осталась у товарища Богуслава – это и был средневековый архив из нескольких писем и одной рукописной тетради.

На вполне законный вопрос, какого лешего древние бумажки, да еще французские, делали в ведомстве доктора Зигмунда Рашера, который, как стало известно, занимался опытами в области гипотермии, эсэсовец ответить не смог. Он-де еле унес ноги от изумившихся широте сумрачного тевтонского гения американских солдат, которые от изумления перестреляли всю черномундирную сволочь из пулеметов. Документацию ему-де доверил сам главврач, а он – простой охранник и вообще не в курсе.

– Ты знаешь, кто такой Зигмунд Рашер? – спросил Дмитрий, сильно наклоняясь через стол.

Он успел уколоться, ему было хорошо, но говорил связно и, насколько мог судить антиквар, по делу, исправно пересказывая дедову историю.

– Знаю. Изучал воздействие холода на человеческий организм. Эксперименты с давлением, как-то так. Но, позвольте, Дмитрий, если я не ошибаюсь, к апрелю 1945-го Рашер за какие-то грехи переместился из администрации лагеря в заключенные, где и был расстрелян.

– Ни хрена ты не знаешь. Тот тип, ну, которого изловили наши, его звали Адемар Больман, он был подручным Рашера. Конкретно он занимался реанимацией людей после обморожения.

– Отогревал телом? – поинтересовался Ровный.

– Не-е-е… дед говорил, что он ставил опыты на совсем безнадежных, с отмороженным мозжечком. А еще дед рассказывал, что та книга ему нужна была именно для этого!

– Не понял. Он вслух читал или как?

– Зря ржешь, – наркоман искоса поглядел на Кирилла. – Дед по этому поводу не был склонен шутить. И знаешь почему?

– Откуда мне…

– А потому: американцы говорили, что нашли в Дахау камеру, куда свозили тела после опытов, ну, чтобы потом спалить в печке. Так вот, половина была с простреленными головами.

– Зачем? Добивали из жалости?

– Кто, фашисты? Из жалости? Ты смешно-о-ой! – Дима рассмеялся.

– Ну и?

– А я не знаю. Дед дальше никогда не рассказывал. Там что-то написано в книжке. Что-то, что нужно было эсэсовцам. А я по-ихнему не читаю. Ты вот что, кореш… – он вновь нагнулся через стол и поманил антиквара к себе. – Мне дед эти бумажки сбагрил, понимаешь? Года за два до смерти. Остальное-то в наследстве, а это – подарил. Я от них потом едва не рехнулся, вон, даже на белый подсел. Бухал сначала – не помогает. Только вот это вот. Ты думаешь, чего я в дедовой хате не живу? Не могу! Сюда сбежал, на жилплощадь его жены, моей бабки. Подальше от бумажек! И при первой возможности продал их твоему приятелю. Может, теперь отпустит?

– Что отпустит? – решил уточнить Ровный.

Но в этом месте Диму накрыл хороший, капитальный приход. Он понес такую околесицу, что дальнейшее общение стало невозможным и антиквар поспешил убраться вон.

Улица встретила его подступавшей белой ночью. Старик все так же сидел на скамеечке, будто дожидаясь Кирилла.

– Удовлетворили любопытство? – спросил он.

– А почему вы спрашиваете?

– Потому что некоторых вещей лучше не знать, – ответил старик, встал, одернул парусиновый пиджак и зашагал прочь, постукивая клюкой.

Ровный поразился: какой же вредный дед! Что ни спросит – все в точку. И какое-то иконописное, византийское лицо: чуть раскосые глаза, белоснежная борода по грудь, не старик – старец.

– Эй, послушайте! – закричал вслед Ровный, но собеседника уже скрыл угол дома.

Кирилл побежал вслед, чтобы выскочить на абсолютно пустую улицу, где и следа странного дедушки не сыскалось.

– Куда он пропал? – Ровный заоборачивался, хрустя застарелым остеохондрозом.

Очередной поворот головы (хрусть-хрусть) – и за спиной он обнаружил двух человек, которые курили, прислонив зады к капоту черного «Лексуса», что пристроился подле его «Паджеро».

– Послушайте! Уважаемые! Да-да, вы! Вы не видели здесь старика? На улице. Шел в сторону набережной, – антиквар указующе рубанул рукой.

Курильщики переглянулись.

– Не было здесь никаких стариков, – ответил один.

– Пустая улица, сами поглядите, – подтвердил второй и часто закивал, закутав голову в дымный кокон.

«Вокруг дома ушел?» – решил Ровный и вознамерился это предположение проверить.

Но не успел, так как его окликнули.

– Вы нас тоже извините! – сказал первый, вынудив Кирилла вновь обернуться.

– Я?

– Вы, часом, не хозяин этого «Паджеро»? – спросил второй.

– Да, а что?

– Господин Ровный? – уточнил первый.

– Да, и что? – повторил антиквар, которого эта беседа на повышенных тонах через пятнадцать метров асфальта начала утомлять.

– Мы из ФСБ и хотели бы поговорить, – второй помахал в воздухе какой-то книжицей официального вида.