Опасные земли

– Это верно, но как-то приземленно. Приземляет наш статус, – Бецкий тоже улыбнулся. – С философской точки зрения все, что ведет к усложнению, расширению структурных связей, порядку, – есть проявления Бога или сам Бог. Тогда как энтропия – наоборот. Тем более распространение ее в геометрической прогрессии, скачкообразно, до уровня фазового перехода.

Ровный не выдержал, рассмеялся, невесело, зато долго, уперев руки в бока.

– Вы хотите сказать, что вы замахнулись на Сатану?! Ха-ха-ха! Что там говорит УК РФ по поводу Сатаны? Ха-ха-ха!!!

– Сам Денница нам, пожалуй, не по зубам, – пригорюнился Быхов.

– Зато его наиболее ярких представителей мы давим вполне успешно. Причем в рамках закона. Почти всегда в рамках, – подбодрил напарника Бецкий.

– Ведьмы, упыри, оборотни? Я ничего не упустил? – антиквар радовался все сильнее.

– Не вижу ничего смешного, – обиделся Бецкий.

– В самом деле, вы же изучали Средние века, уважаемый! – Быхов выглядел искренне удивленным. – Исторические источники содержат такое количество сведений на этот счет, что вам как историку сомневаться просто грех.

– Вы что, серьезно? – Кирилл сильно поглядел на обоих, как через оружейную оптику или микроскоп, когда на предметном столике помещено вредное и противное с виду насекомое. – Ну ладно, пятьсот лет назад люди были темные и вполне могли принять психическое расстройство за… да черт знает, за что! Но вы-то, прости Господи!

– Дыма без огня не бывает, – напомнил Бецкий.

– Да что вы говорите! – всплеснул руками антиквар. – Допустим, что из тысячи инквизиторских протоколов один содержит правду. Точнее, то, что они тогда принимали за правду. Но это же было пять веков назад! На ведьм же охотились озверевшие протестанты, которые вообще не заботились ни о какой доказательной базе и документальной фиксации, а жгли несчастных деревенских дур и повитух! Когда это было! В шестнадцатом веке! Нынче на дворе двадцать первый! Конечно, если десять тысяч крестьян одновременно верят, что баба-травница Брунхильда – ведьма, а дед Йон Педерсон – упырь, их вера вполне в состоянии материализовать и осиновый кол! Если кол забить в сердце, умрет не только упырь, но и мы с вами! Да что я говорю! Нет больше тех десяти тысяч крестьян, а ведьм с упырями они же всех и утопили! Пятьсот! Лет! Назад! Нету их больше! Все! Вы-ме-р-ли!

– Быть может, спят? Как вам такое предположение? В рамках научной гипотезы, конечно, – задумчиво сказал Бецкий.

– Если кто-то спит, значит, он всегда может проснуться, – на лице Быхова играла не менее серьезная мина, он даже руки на груди сложил, словно отгораживаясь от скептика Кирилла.

– Хреновая выходит у вас шутка, граждане чекисты, такой мой вывод. На дворе меж тем… – Ровный глянул на часы, – половина двенадцатого, а вы меня так ни о чем и не спросили, кроме того, что мне понадобилось от «наркозависимого гражданина Богуслава»! Несете тут какую-то ахинею! Итак, мои объяснения достаточны для протокола? Я поехал домой, мне есть чем заняться. До свидания. Удаче в отлове… Петроградского упыря.

– Ликантропа, – поправил его Бецкий. – Мы склонны принять рабочую версию о ликантропии.

– Это к вопросу об оборотнях, – Быхов поднял палец к ночному небу.

Антиквар устало потер виски ладонями, тяжко вздохнул. Разговор выходил настолько дурацкий, что он уже сомневался: а точно ли его не прикалывают, или, как любит говорить молодая интернет-поросль, – не троллят.

– Слушайте, я, наверное, все-таки пойду. Вы, уважаемые чекисты, пардон, порете чушь в полдвенадцатого ночи, не моргнув глазом. Ликантропия! Еще один замшелый средневековый бред.

Ровный еще раз вздохнул. И еще более тяжко, но с места не сдвинулся, зафиксированный перекрестным взглядом конторских, куда более тяжелым, чем его собственные вздохи.

– Ликантроп – это не более чем еще один удобный эпитет, – пояснил Бецкий. – Согласитесь, «упырь» – это как-то слишком по-газетному. Нам не идет.

Быхов решил уточнить:

– Если говорить наукообразно, мы подозреваем комплексный психоз одержимости. Матерый такой маниакальный синдром, осложненный истерией на фоне шизофрении или раздвоения личности. Для краткости мы говорим: ликантроп, человек-волк. Если вас это раздражает, можно сказать: демонопатия, демономания или даже какодемономания.

– Подобные психи обладают совершенно невероятной физической силой. Вы же в курсе, что вашего друга выпотрошили без помощи холодного оружия? Голыми руками. При том, что Артем Анатольевич был чрезвычайно крепким мужчиной, обладающим спецнавыками и вполне способным постоять за себя, – сказал Бецкий, посмотрев в глаза Кириллу.

– А ведь ликантропия может быть и благоприобретенной. То есть злоумышленник, условно говоря, маньяк, мог сам, целенаправленно довести себя до такого состояния. Или его могли довести. Внушением, токсинами, последовательным зомбированием. Словом, имеются варианты, один омерзительнее другого. В таком случае наш клиент не просто опасен – это мина, бомба на двух ногах, – добавил Быхов.

– Ну вот, совсем другой разговор! Это я понимаю. К чему тогда был весь этот бред про дьявола?