– Для понимания серьезности ситуации, – ответил Бецкий и вновь достал пачку «Кента», из которой выщелкнул очередную сигарету.
– Вы находите, что я… Я! Который был на квартире, так сказать, по горячим следам, не осознаю всей серьезности?! – взвился Ровный.
– Успокойтесь, и прошу прощения. Мой коллега неудачно выразился, – извинился Быхов и тоже закурил, в третий раз за весь разговор. – Но мы в самом деле здорово рассчитываем на вашу помощь.
– Дорогие мои! – взмолился Ровный, прижимая руки к сердцу. – Я ничего не могу добавить, правда! В протоколе милиции есть все! Больше я родить не в состоянии, понимаете? Вы же читали мои впечатления, не могли не читать! Отпустите меня домой, я очень устал, а мне еще работать!
– Что вы, что вы! Конечно, езжайте! И прошу прощения, что мы вас так невежливо взяли в оборот! Но, прошу вас, в свою очередь, если хоть что-то вспомните… любую мелочь, любую странность или несуразность, если даже тень сомнения возникнет – позвоните, не сочтите за труд! – Бецкий протянул визитную карточку.
– Не сочту, – пообещал Ровный и полез в джип. – Когда удобно звонить? Вы когда спите?
– Мы не спим никогда, – Быхов также поделился визиткой. – А вы, дорогой гражданин, будьте осторожны. Я вас очень прошу.
Кирилл, начавший закрывать дверь, не удержался от прощальной колкости:
– Это вы будьте осторожны! Вы так много курите!
– Есть грех, – кивнул Бецкий, так и не выпустивший сигарету из зубов, которые были настолько белыми и ровными, что не возникало сомнений в их фарфоровой природе.
Антиквар запустил машину, дал покрутиться дизелю вхолостую и покинул улицу Чугунную.
Дома он озадачил стиральный агрегат своей одеждою, которая провоняла чекистским никотином, кажется, навсегда. Переоделся, заварил кофе, извлек дипломат с бумагами из сейфа, где хранил самые ценные предметы, и расположился за столом.
У подножия монитора легли две картонки, украшенные конторской геральдикой и фамилиями «инквизиторов», как прозвал Бецкого и Быхова антиквар.
Его ждал текст.
Текст, который завладел мыслями Ровного.
Текст, который никто не читал после смерти героического генерала.
Текст, который уносил антиквара в дали, где можно было встретить самых настоящих инквизиторов.
Он привычно продрался сквозь почерк, отличавшийся феноменальной кривизной, и стал читать.
«Герцогский дворец прятался в самом сердце Брюгге…»
Рыцарь
Герцогский дворец прятался в самом сердце Брюгге. Причем именно прятался.
Не попирал державною пятой городскую площадь, и над лазурноструйными (и очень вонючими) каналами места ему не сыскалось. Хотя вроде бы сам Бог велел – дворец владыки Запада!
Чтобы попасть и припасть к кормилу власти, друзья проехали через весь город до Рыночной площади, над которой вздымала шпили Ратуша, благосклонно взиравшая на раскинувшееся торжище – дух и смысл столицы торгашей! От крытого Рынка поворотили налево и только там, в конце улицы Святой Агнессы, шаг коней пресек возглас часового:
– Остановитесь и назовите себя, именем герцога!
Ворота, стена, стрельчатые башни и стрельчатые окна в каменном кружеве, витражи, позолота и добрая штукатурка с гербами бессчетных бургундских земель – дворец внушал уважение! И расположили его умно: в самом центре, но не у каждого на виду, до каналов рукой подать, но не на самом берегу, чтобы сырость не утомляла вкупе с вечным роением набережных.
Предвкушая герцогскую аудиенцию, а после и вояж в Ши-ме, Филипп отбыл из войска вместе со всем своим отрядом и теперь выглядел истинным паладином, вернувшимся с войны. Вокруг верные воины, сам красив, но не чрезмерно, с интересной бледностью и авантажной повязкой из-под берета. Не один девичий взгляд сорвал он по дороге от южных ворот! Лучше сказать, не один десяток!
– Ну, мессир, вам дорога прямо, а мне – назад, – молвил Уго. – Остановлюсь «У Петрония» на набережной Крови Господней.
– Зачем ты так! Тебе место во дворце всегда сыщется! – укорил его Филипп.
– Глупость какая, право слово! Ты ради каких причин интересничаешь, а, Уго? – это друг Жерар, тоже с войны сдернувший, потому что надоело.
Де Ламье только рукой махнул, мол, до свиданьица. А через секунду его ладная фигура на вороном мерине скрылась за поворотом, лишь перестук копыт напоминал о нем.
– Вы, господа, прямо здесь на постой собрались? – сказал капитан стражи, выходя из-за спин алебардистов. – Так посреди улицы неловко – вы уж или туда, или сюда.
Капитан был незнакомый, и капитану было любопытно. Вместе с дюжиной глаз в бойницах караульной башенки – как же, люди вернулись с войны! То-то будет новостей! Филипп вальяжно добыл из-под раструба перчатки подорожную грамоту, губы кривились в усмешке, а пропыленное платье усмехалось заодно одним лишь видом своим, срамя тыловых крыс.
– Пропустить! – приказал капитан, и кавалькада втянулась во двор.