Опасные земли

– Поддерживаю! – это, понятно, сказал Рашер. – Давайте ваше безумие, доктор! Что вы, как институтка, интересничаете, ей-богу!

– Я пока возился… а я больше всех провожу времени в компании объектов, обратил внимание, что до момента смерти они умеют общаться. Факт общения налицо. Например, умеют подавать сигналы о цели. Не знаю, как, но, если возле камеры оказывается человек, активируются сразу все объекты, даже если они человека не видят. Но один его засекает, и этого достаточно – сразу все наши подопечные на ногах и идут в атаку. Как вы это объясните?

– Да, я обращал внимание на такой факт, – подтвердил Трег. – Но до этой минуты не мог сформулировать.

– Это интересное наблюдение. Объяснить никак не могу. Месмеризм, гипноз, мозговые лучи? Черт его знает… И что? Какие практические выводы?

– Как я уже говорил, практические выводы выходят за рамки моего участка исследований. Быть может, если объекты коммуницируют посредством этих самых гипотетических лучей мозга, то они являются не самостоятельными организмами, а частями некоего целого?

– Как стая? – уточнил Рашер, сильно подавшись вперед.

– Никак нет. Осмелюсь предположить, в виде бреда, раз уж мы договорились, что сегодня бредить можно, что не стая. Скорее колониальный организм, как морские сифонофоры, например. Только не в виде органического симбиоза, а на ментальном уровне, если вы понимаете, о чем я.

– Да, звучит достаточно дико, – улыбнулся Дитер.

– Дико не это. Дико то, что рассказывают парни из спецгруппы, – мрачно ответил Рашер.

– Вы так и не поведали, что именно, Зигмунд, – Трег улыбнулся, вроде бы даже с надеждой, и принялся нервически барабанить пальцами по столу. – Я понимаю, секретность. Но это же напрямую связано с темой исследований. Вдруг именно там ключ к разгадке?

Начальник заправил руки в карманы и начал прохаживаться по лаборатории. Помолчал, склонив голову.

– Эх, Дитер… не могу я вам всего рассказать. Та ерунда… то безобразие, что творится вокруг города, – уже не моя тайна, ею занимаются другие люди. Ну, насколько я понимаю – занимаются. Мы знаем только то, что целый город в центре Европы не просто пропал со страниц источников в пятнадцатом веке – о нем вообще никто ничего не знает и там никто с тех пор не бывал. Кстати, спецгруппа попала только в предместье. Через Уазу они не смогли переправиться. Не смогли, да-с! – Рашер прекратил слоняться, остановился, подняв голову, ткнул пальцем в сторону слушавшего каждое слово Алариха. – Ну что… Идею я принимаю. По мысли коллеги Швальма, нужно собрать некую критическую массу, и тогда можно надеяться на активацию неких скрытых контуров коллективного сознания не одного объекта, а целой группы. В качестве рабочей гипотезы признаю модель годной. Да-да, именно рабочей, не спорьте, доктор! С завтрашнего дня начинаем мероприятия по массовому заражению пациентов. Для начала отберем тридцать человек, так сказать, полный взвод! И после первой смерти соберем их вместе, в одном помещении.

– Но… – начал было Аларих.

– Это приказ, герр роттенфюрер! – отсек возражения Зигмунд.

* * *

Рабочая гипотеза, как говорится, оказалась не слишком рабочей. Объекты N+, собранные массово в одном помещении, были опасны. Куда сильнее обычного грызла их тяга к убийству. Но, умерев, они превращались в таких же бесполезных пассивных кадавров, как исходный материал из неведомого и забытого города. Что за город и что за чертовщина там происходит, старина Рашер отмалчивался.

Зато показал Алариху те самые средневековые документы, которые доставили из бездонных архивов Рейха в распоряжение отдела R. Знакомство с бумагами тоже не слишком помогло. Если бы не живое и одновременно мертвое свидетельство в лице Карла, Вилли, Фрица и прочих, герр Швальм никогда и на секунду не воспринял бы старые бумаги как что-то большее, чем интересная средневековая сказка.

Что-то не срасталось у последователей древнего испанского доктора. Хотя, раз за разом вчитываясь в перевод, Аларих чувствовал – разгадка где-то здесь. Но чувства к делу не подшить – дело не трогалось с точки. Мертвой, но в то же время пугающе живой.

Доктора заражали подопытных. Эн-плюсы сходили с ума. Исправно кидались на других подопытных и буквально рвали их на клочки. Тем, кто умудрялся выжить, оставались минуты – они тоже бесповоротно обращались в неуправляемых убийц с красными глазами, невероятной, нечеловеческой силой, скоростью и выносливостью.

Их можно было топить в ледяной воде, помещать в барокамеру с уровнем давления, как на высоте десяти километров, – смерть никак не желала забирать настолько бесполезную жизнь. Контролировать ярость эн-плюсов оказалось принципиально невозможно. Дней через пять-шесть, редко больше, агрессивный монстр умирал. И становился он бессмысленным куском слабо шевелящегося мяса. Совсем как Вилли, Карл или Фриц.