Опасные земли

Тучи стремительно накатывали, поглощая небо. Поднимался ветер, пока еще слабый, но с большими перспективами, и не обещали те перспективы ничего хорошего – сквозняк мог обратиться бурей.

Отряд свернул за лесом налево – к северо-востоку. Промчавшись вдоль холма, колонна въехала под шеренги плакучих ив, что возвещали близость реки. За ними нашлась и обещанная мельница, и целый с виду мост на деревянных опорах. Постройки, сложенные из белого известняка, если и были заброшены, то совсем недавно – крыши прохудились, но не рухнули, а стены выглядели вполне крепко. Лишь мельничные лопасти упали с ворота и валялись теперь подле выкладки фундамента, обрастая мхом.

Ивы на том берегу реки скрыли грозовой фронт, но ветер стал налетать все ощутимее, короткими шквалами, которые заставляли деревья приветствовать отряд взмахами ветвей.

Пока люди размешались в мельнице, а кони – в амбаре и под уличным навесом, внимательный де Ламье вышел на дорогу у моста, принявшись рассматривать грунт. К нему подбежали Филипп и Анок с целью увести товарища под крышу.

Уго, не обратив внимания на крики «Уходим, уходим, скорей, скорей!», встал на колено, смахнул рукой песок.

– Смотрите, здесь кто-то проезжал, совсем недавно, самое позднее – утром.

– Конечно, проезжал. Восемь телег и с десяток конных, – сказал Анри. – Это наш знакомый купец, если ты такого помнишь.

– В ту сторону – через мост. Видишь, куда следы смотрят?

Лучник присел рядом с Уго.

– Да, следы свежие.

– Я позволю себе вас побеспокоить, господа! – де Лален заметно нервничал. – Я заметно нервничаю! Побежали-ка в мельницу, а то вымокнем!

– А кони-то боевые, видишь, какие подковы и как глубоко вмята земля? – сказал Уго.

– Ну кони, ну боевые! Что с того! Мало ли кто тут ездит – единственная переправа на два лье вокруг! – не унимался Филипп. – И с чего ты вообще взял, что следы утренние?! Неделю дождя не было, они могут быть с вчера, а то и трехдневные!

Анри переглянулся с Уго, протянул руку к валявшейся у следа россыпи конских яблок, отщипнув кусочек, отправил себе в рот, пожевал и сплюнул.

– Свежее, не раньше утра.

Немец тоже отхватил кусочек яблока в щепоть и, задумчиво почмокав:

– Нет, точно не трехдневное, – постановил он. – Не нравится мне все это.

– Удивительно, он наелся конских какашек, и ему не понравилось! Давай под крышу, а то уже накрапывает!

Это была правда. Накрапывало. Сверившись с реальностью, друзья побежали к мельнице, которая украла их и от дождя, и от наших глаз.

Глава 2 Художник

В тот жаркий июльский день, когда антиквар совершил опрометчивый визит в жилище наркомана Димы, бюро судебно-криминалистической экспертизы на Екатерининском проспекте жило размеренной жизнью, перерабатывая и изучая регулярно поступающую не-жизнь, – огромный мегаполис исправно снабжал криминалистов работой.

В отделе экспертизы трупов… пардон, на отделе, как принято говорить среди тамошних старожилов, было прохладно. А в секционном зале и вовсе холодно. Вовсю пахали холодильники, кондиционеры и вытяжки, воздух пах формалином, спиртовыми растворами и еще чем-то настолько негуманоидным, что подмывало признать эти ароматы транс-гуманоидными, а то и постгуманоидными.

Сотрудников такая экологическая обстановка не волновала. Работники скальпеля и зажимов функционировали вполне штатно и, так сказать, гуманоидно, являя резкий контраст между жизнью и бывшей жизнью. Надо отметить, что вызывающая человечность проснулась в этих стенах не просто так – была она привнесенной, имея устойчивый автокаталитический характер, сиречь постоянно усиливаясь ближе к финалу трудовых будней.

Причину звали Дарья Михайловна по фамилии, кажется, Ицхакова. Была она ординатором нечеловеческой красоты с длинными ногами, кои медицинский халат не мог да и не желал прятать, тонкой талией и водопадом медно-рыжих вьющихся волос. Комплектацию дополняла пара огромных зеленых глаз, которые в минуты гнева темнели до почти океанских оттенков.

Понятно, что мужское население, начиная с престарелого завхоза, заканчивая юным лаборантом Жорой, испытывало постоянный самоподдерживающийся энтузиазм от такого соседства. Дарья Михайловна была со всеми вежлива, неизменно приветлива и весела, а заодно – индифферентна к знакам внимания, что по общему шовинистическому мнению подтверждало тезис: у рыжих нет души.

Впрочем, радость от ее присутствия не спадала.

Так и сегодня, старший медэксперт, доктор Семенов, которому ассистировала Дарья, работал с огоньком, сыпал умными фразами, своевременно острил, словом – трудился, как юный бог, пусть и перевалило ему слегка за полтинник. Молодой лаборант Жора не мог составить ему ни малейшей конкуренции, не говоря о коллеге Виталии Павловиче, который трудился в кабинете за стенкой над какими-то отчетами.

– Извольте видеть, Дарья Михайловна, гипотермия, одним словом, замерз до смерти. Прошу зажимчик…