Опоясан мечом: Повесть о Джузеппе Гарибальди

Однако нельзя же открыто конфликтовать с демократами! Слишком велика популярность Гарибальди. И, увы, слишком шатко собственное его, Кавура, положение после Виллафранкского договора. Народ не забыл потерю Савойи и Ниццы. Граф тоже помнил об этом. Компромисс был найден не без наглости. Ла Фарина выдал гарибальдийцам тысячу ружей с негодными затворами, из тех, что носили за плечами деревенские полицейские. Тысячу ружей! И в придачу… восемь тысяч лир.

Кавур писал письма: Нигру в Париж, адмиралу Персано на борт фрегата, д’Адзелио в Рим, Ла Фарине в соседний переулок с нарочным. Иногда ему казалось, что он дирижирует оркестром, в котором музыканты размещены кто на галерке, кто в партере, а кто и вовсе за пределами зрительного зала, в гардеробной. Он ставил в тупик своих адресатов уклончивыми указаниями. Адмирал Персано писал в ответ на его туманное послание:

«Мне трудно представить, что правительство не было информировано об экспедиции. Я говорил себе — если правительство не сочло нужным остановить Гарибальди в Генуе, то почему же оно хочет задержать его в портах Сардинии? Местный губернатор, советам которого мне приказано следовать, требует, чтобы я остановил экспедицию, где бы ее ни встретил, и с этой целью направляет меня на Маддалену. Там, по его разумению, Гарибальди должен появиться. Но ходят слухи, что таким пунктом может быть и Кальяри. Мне думается, что ни на Маддалене, ни в Кальяри экспедиция не остановится именно потому, что об этом ходят слухи.

Спрашиваю Вас: если он где-нибудь промелькнет или я встречусь с ним, должен ли я решительно действовать с целью задержать его, как мне предписано? Соблаговолите, Ваше превосходительство, ответить телеграфом — Мальта, если Вы считаете, что нет, и Кальяри, если считаете, что да».

Немного погодя адмирал получил лаконичный и еще более неясный ответ. Целую ночь он провел в размышлениях, пытаясь понять, что от него хотят. И когда на рассвете в его каюту постучал капитан флагманского фрегата, осведомляясь, каков приказ, Персано скомкал ладонью усталое лицо и сказал:

— Вы помните, что ответил одноглазый Нельсон в битве при Копенгагене?

— Не помню, адмирал.

— Ну, как же! Ему был дан сигнал об отступлении, и офицеры обратили его внимание на этот сигнал. Он приставил монокль к слепому глазу и сказал: «Не вижу». Битва продолжалась, и Нельсон ее выиграл.

— Понял вас, — ответил офицер.

И корабли Гарибальди беспрепятственно прошли мимо фрегатов Сардинского флота.

В то же время граф не забывал, что Луи Наполеон мечтает вернуть на шаткий неаполитанский трон династию Мюратов. Короны дожидался внук наполеоновского маршала принц Люсьен. Экспедиция Гарибальди вызывала большую тревогу в Париже. Не меньше, впрочем, волновалась и Австрия. Приходилось успокаивать и временного союзника и извечного врага. И одновременно с письмами, направленными в эскадру, в официальной газете Турина было опубликовано правительственное коммюнике, в котором сообщалось, что инсургенты отплыли из Генуи, «несмотря на бдительность местных властей», и следовало утешительное заявление о том, что «королевский флот получил приказ преследовать пароходы».

«Пьемонт» и «Ломбардо» ушли из Генуи шестого мая. Одиннадцатого «Тысяча» высадилась в Марсале. Тринадцатого был взят Салем. Пятнадцатого — победоносное сражение у Калатафими. Двадцать седьмого — вступление в Палермо. Мог ли оставаться Кавур в стороне от такого триумфа?

Теперь ему самому казалось, что он был не против экспедиции. Почему бы Пьемонту не пожать плоды побед? Он торопился заглянуть вперед, через события, как всадник заглядывает через голову коня на дорогу: за предстоящим он видел свою тень и старался измерить ее длину. Нет, он был не против завоеваний Гарибальди, пока что он не слишком мешал ему завоевывать. Для себя он оставлял только одну скромную задачу — вовремя избавиться от завоевателя.

Это будет нелегко. И среди прочих трудностей предстоит нудная возня с Виктором Эммануилом: скучно тратить силы на то, чтобы разрушить его демонстративный альянс с Гарибальди. Апологет Савойского дома глубоко презирал представителей этой династии. Карл Альберт свел на нет лучшие годы его жизни. О нем не вспоминать! Но Виктор Эммануил, либеральничающий великовозрастный недоросль на троне, трусливый, как нашкодивший мальчишка, несмотря на грозные усы пиками, жуир и бабник, этот курносый фат с мешками под глазами, позволял себе иногда выходить из послушания. Год назад, когда король вернулся в столицу Пьемонта и пребывал в глубокой меланхолии, заключив, не спросясь Кавура, Виллафранкское перемирие, весь Турин говорил, что он не боится ни Франции, ни Австрии, ни общественного мнения, а только одного Кавура. И не зря! Когда произошла встреча, Кавур, глядя в глаза королю, страшным шепотом, потому что потерял голос от негодования, произнес только два слова: «Вы — дерьмо!»

Самое забавное, что потом король жаловался своему адъютанту: «Кавур совершенно не считается с этикетом. Он разговаривал со мной почти фамильярно».