Опоясан мечом: Повесть о Джузеппе Гарибальди

При въезде в Теано, уже в виду приготовленной для обеда резиденции, Виктор Эммануил спросил генерала, не желает ли он быть к столу.

— Спасибо. Я уже сыт.

Они разъехались.

— Моя рубаха слепит им глаза, — смеясь, сказал Гарибальди.

Все-таки очень хотелось есть: он обманул короля. Теперь попросил об этом товарищей. Около конюшни английского полка они увидели фуражного капрала. Малый оказался не промах. Через несколько минут он притащил два круга сыра, хлеб и фляги с вином — завтрак на всю компанию!

Гарибальди сидел в полутьме конюшни на сене. Кое-кто примостился рядом. Другие стояли полукругом.

— Ныне отпущаеши! — шутливо сказал Гарибальди, приподняв кружку с вином.

А в душе была буря. Встреча не удалась. Он не был в обиде на короля. Понимал: его величеству не могло понравиться, что неаполитанцы на дороге встречали его, как гостя Гарибальди. Но устранение волонтеров от штурма Гаэты — это, разумеется, новая пощечина Кавура. А король что ж, он у нас честный, — послать бы ему сейчас к столу бутыль марсалы… Гарибальди встал, потянулся.

— Дальше поеду в коляске. Скачите, братья, без меня… Привыкайте…

Никак не ожидал Левушка Мечников, что именно в этот исторический день он повстречает наконец своего героя.

Он уже и надежду потерял поговорить по душам с тем, кого издалека обожала вся Россия. Такой разговор ему был бескорыстно необходим — хотя о нем не напишешь корреспонденции даже в эзоповском стиле, чтобы царская цензура пропустила, чтобы только умные поняли и переглядывались, читая вслух и перечитывая.

Он повзрослел, как-то заматерел в аванпостных перестрелках у Санта-Марии, в ночных дозорах, на фортификационных работах против Капуи. Новые друзья — венгерские гусары и офицеры в штаб-квартире генерала Мильбица — приохотили его бражничать, ценить вольницу фронтового быта, он даже втянулся в праздную жизнь. И только однажды вблизи видел Гарибальди: он прошел впереди группы офицеров к начатым работам, влез на парапет, посмотрел во все стороны и молча пошел дальше. Мобилизованные горожане кидали шапки вверх и восторженно кричали «вива!». Гарибальди, казалось, не слышал. Позже, рассказывая товарищам, Мечников не мог без смеха вспоминать, как откуда ни возьмись вырвался вперед староста горожан-строителей и побежал вприпрыжку, застегивая на бегу сюртук. Он перегнал диктатора, рухнул на одно колено и, поймав его руку, поцеловал в экстазе, какой умилил бы, может быть, даже кардинала в кафедральном соборе.

— Я целую десницу, принесшую славный лавр свободы в мое отечество! — оповещал он всю округу под аплодисменты рабочих, рискуя накликать пару-другую бурбонских гранат на открытую позицию.

Мечников видел, как Гарибальди отдернул лобызаемую руку и удалился на другой холм.

Только и всего.

Тяжелое ранение на реке Вольтурно надолго уложило Мечникова в госпиталь, и много дней до него доходили только слухи. Он знал, что Гарибальди трудно в Неаполе, политические интриги кавурианцев до крайности обострили его душевную смуту. И часто Левушка вслух повторял своим госпитальным товарищам без перевода на итальянский язык: «У нас в России, говорят: „Тяжела ты, шапка Мономаха…“».

А в тот день Мечников поехал по делам отставки в Санта-Марию, где в опустевшей штаб-квартире генерала Мильбица должен был он выполнить кое-какие формальности. Поезда по-прежнему не ходили. В седле он еще сидеть не мог. Пришлось нанять коляску. Нелепый возница нахлестывал клячу, беззаботно прислушиваясь к подозрительному визгу колеса. Вдруг коляска накренилась набок, Мечников ткнулся лбом о козлы. Ось лопнула!

Ох эта русская езда! Вспомнились «Мертвые души» и Селифан. И пока ленивый веттурин, достав из-под сиденья молоток и клещи, что-то заколачивал и пел песенки, Мечникову ничего не оставалось, как развалиться по-гусарски на покривившейся таратайке и жмуриться, вспоминая родных и знакомых, их милые непозабытые лица. Россию он не забывал никогда.

Не сразу понял: чьи-то колеса стояли рядом, чье-то бородатое лицо выглядывало из экипажа, чья-то рука касалась его плеча.

— Инцидент? — насмешливо спросил чей-то голос.

Тут нельзя было ошибиться. Это Гарибальди участливо спрашивал Мечникова. При этом невзначай, как встречный проезжий на дороге. Дрему как рукой сняло, он выпрыгнул из коляски и с сияющим лицом вытянулся во фрунт.

— Вы, я вижу, волонтер? Э, да еще после ранения? — спрашивал Гарибальди. — Садитесь, подвезу.

Сильной рукой он втянул в свою коляску молодого человека, замешкавшегося от волнения и потерявшего дар речи. Левушка плюхнулся на сиденье рядом с Гарибальди, не сводя с него глаз. Да, кажется, и с открытым ртом.

Великий человек показался юноше гигантом, когда встал и тронул за плечо солдата на козлах:

— Слезай-ка, помоги поправить. И догоняй нас в Аресе… Я ехал и думал: где же собеседник? где лицо человеческое? А оно вот, в моей коляске.

— А я еще во Флоренции, в Кастель Пульчи мечтал увидеть вас, синьор Гарибальди! В бригаде Никотеры… Боялся ужасно, что не успею.