Опоясан мечом: Повесть о Джузеппе Гарибальди

— Я повторяю слова сэра Мадзини. Я посетил его второй раз и второй раз убедился, что имею дело с джентльменом. Он рассказал мне, что англичане буквально носили его на руках. Все города хотели видеть его своим гостем. Но им завладели наши лорды и пэры. Возили из замка в замок, с приема на прием, не давая передохнуть. А когда поняли, что слава его не перестает волновать наш народ, испугались. Хотел бы я знать чего именно. К нему прислали врача королевы, знаменитого Фергюсона. Ловко придумали? Этот эскулап засвидетельствовал, что переезды из города в город и многолюдные собрания будут дурно действовать на здоровье генерала. На другой день собственной персоной к нему явился Гладстон и сообщил заключение врача. Генерал понял с полуслова, что его присутствие нежелательно, и только спросил: «Я должен уехать сегодня?» — «Ну, зачем же так торопиться? — ответил Гладстон. — Можно и завтра». Представляете? Я сгорал от стыда, когда слушал это. Они закармливали его черепашьими супами и не дали ни пенса на вооружение! Впрочем, дела коммерческие всегда были слабой стороной деятельности генерала.

Он помолчал, задумчиво почесал переносицу набалдашником и, указав палкой на дом, спросил:

— И это логово нашего льва?

Галлеано только развел руками. Англичанин вздохнул:

— Сик тебе транзит глория мунди…

— Кому, кому сик? — переспросил Галлеано.

— Земной славе, — сердито буркнул Смит. — Однако я хотел бы увидеть генерала. Не скрою, у меня деловое предложение.

— Его сейчас нет дома. Пошел с пастухом искать пропавшего ягненка:

— Искать пропавшего ягненка? Силы небесные! И у вас больше некому этим заняться?

— Тебе все чудятся бои в провинции Лажес? Все это позади, дорогой. И Рим позади, и Сицилия… — Он досадливо вздохнул. — А разве почтальон не сказал тебе, что генерал под домашним арестом? Вот и находит себе занятия. Идем-ка лучше в столовую. Отведаешь пиццу под бутылочку белого сардинского.

Проходя через гостиную, Смит обратил внимание на портреты гарибальдийских волонтеров. Почти все они снимались, браво подбоченившись одной рукой, опираясь другой на саблю.

— О, да тут немало моих знакомых, — сказал он. — Мундиры вместо красных рубах? Давно ли?

— До них теперь рукой не достанешь, — сказал Галлеано. — Генералы пьемонтской армии. Офицерские звания получали на поле боя, генеральские — в дворцовых лакейских.

Пышнотелая коротконогая женщина с младенцем, завернутым в грязноватые пеленки, выскочила из двери, с любопытством оглядела Смита и скрылась.

— А это что за леди? — спросил англичанин.

— Взяли кормилицей для сына Терезиты. Терезита уехала, ну, а леди Франческа задержалась. Генерал на этот счет простой.

В столовой, светлой просторной комнате, Спекки разбирал сваленные на подоконник газеты. Галлеано представил гостя:

— Иеремия Смит. Можно сказать, наш соратник и сподвижник. Еще времен Риу-Гранди.

И он отступил, давая возможность Спекки полюбоваться монументальной фигурой англичанина.

— Служили в интендантстве? — невольно вырвалось у Спекки.

Галлеано укоризненно посмотрел на него и поспешил удалиться.

— К сожалению, не имел такой возможности, сэр, — чопорно возразил Смит. — Подставлял грудь пулям на суше и на воде.

Подосадовав на свою неловкость, Спекки со всем актерским пылом принялся ее заглаживать.

— Генерал будет счастлив увидеть вас. К нам ведь сейчас совсем не пускают гостей. Может, это даже и к лучшему. Любопытство туристов утомляет генерала. Но ваш приезд — это совсем другое. Для него Южная Америка — поэзия молодости. И каждый соратник…

— С вашего разрешения я хотел бы узнать, за что арестован генерал? — перебил его Смит. — Если не ошибаюсь, арест — наказание за преступление. Не могу себе представить, чтобы генерал нарушил законы человечности.

Спекки улыбнулся:

— У вас слишком христианское представление о законах. Законы, охраняющие государство, далеко не всегда охраняют человечность. Чаще наоборот. Политика — это…

— Помойная яма, — подхватил Смит. — Можете мне поверить. Приходилось наблюдать не один раз.

— Пожалуй, вы правы. Но если говорить о Джузеппе Гарибальди, он пострадал из-за своей неотступной благородной идеи — Рим должен быть столицей объединенной Италии. Его надо освободить от ига папства. В начале сентября он выступил на конгрессе мира в Женеве. Прочитал свои тезисы, напугавшие делегатов до столбняка. Чего он только не наговорил: и что папство объявляется низложенным, и что только раб может воевать с тираном и это единственный случай, когда война разрешается. И тому подобное. Но главное — в этой поездке он подготовил очередной поход на Рим. Группы волонтеров уже тайно двигались к Риму со всех сторон. А когда он сам выехал, чтобы возглавить добровольцев, его арестовали. В Алессандрийскую крепость, где он сидел, приезжал морской министр Пашетто. Уговаривал, чтобы он отказался от революционной деятельности, а под окнами цитадели собрались солдаты местного гарнизона и скандировали: «На Рим! На Рим!» Сами понимаете, генерал отказался давать какие-либо обещания. И вот результат.