Оптина Пустынь и ее время

«В Скиту жил монах, который в продолжение многих лет был послушлив своему отцу. Наконец, по зависти бесовской, отпал от послушания и без всякой благословной причины ушел от старца, презрев и запрещение (епитимию) за непослушание. Пришедши в Александрию, он был схвачен и принужден тамошним князем отречься от Христа, но он остался непоколебим в твердом исповедании веры и за то был мучен и предан смерти. Христиане того града взяли тело нового мученика, положили в раку и поставили в святом храме. Но в каждую Литургию, когда диакон возглашал: “Елицы оглашеннии, изыдите”, рака с телом мученика, к удивлению всех, невидимою силою выносилась на паперть, а по окончании Литургии сама собою поставлялась опять в храме. Один александрийский вельможа молился о разрешении этого недоумения. И ему было открыто в видении, что замученный монах был учеником такого-то старца и за непослушание был связан запрещением старца. Как мученик, он получил венец мученический, а как связанный епитимией старца, не может оставаться при совершении Божественной Литургии, пока связавший не разрешит его. Тогда же отыскан был старец, который пришел в Александрию и разрешил связанного от запрещения. С того времени рака уже не трогалась со своего места».

Ссылаясь на эту повесть, профессор Смирнов делает следующие выводы. «Из этого рассказа выходит, — говорит он, — что старческая епитимия имеет полную каноническую силу. Она есть проявление апостольского права “вязать и решить”, и никакие личные подвиги связанного, даже мученическая смерть за Христа, не освобождают от ее уз»52.

Такой взгляд на власть старца мы находим не только в древние времена. Не изменился он и в наше время.

Вот 30-летний послушник Василий (будущий старец иеромонах Варнава, скончавшийся в 1906 г.) в Гефсиманском скиту Троице-Сергиевой Лавры находится на послушании старца Григория.

«Однажды во время предсмертной болезни старца Григория Василий зашел навестить болящего и долго в тот раз оставался у его одра, в последний раз утоляя мудрыми наставлениями старца свою жажду духовной жизни. В это-то время на него и возложен был подвиг старчества, который он подъял на себя после смерти своих наставников.

Давая Василию завет с любовию принимать всех приходящих и не отказывать никому в советах и наставлениях, старец Григорий подал Василию две просфоры и сказал: “Сим питай алчущих — словом и хлебом, тако хощет Бог”. В конце же всего он присовокупил, открывая ему волю Божию, что им должна быть устроена женская обитель в отдаленной местности и сплошь зараженной расколом... При этом старец, с любовию и жалостию взглянув на своего ученика, не скрыл от него, что много придется потерпеть и понести скорбей и неприятностей». В 1865 г. послушник Василий лишился другого старца — Даниила, «который, умирая, подтвердил своему ученику прежний завет — принять и продолжать после него подвиг старчества. Когда же Василий со слезами просил освободить его от этой тяготы, из уст старца Даниила пошла кровь... и он тихо скончался на руках своего любимого ученика...

Вступление Василия на путь народного наставничества совершилось естественно. Еще при жизни старца Даниила послушник Василий... по поручению старца и от его имени давал посетителям ответы и советы на их различные запросы»53.

Таким образом, о. Василий начал старчествовать и скоро приступил к созданию Иверского-Выксунского женского монастыря. Не миновал он и скорбей. Дошло до того, что невинного старца судили на лаврском Соборе. «Заступился тогда за него пред Собором наш схимник о. Александр. Мудрое он сказал слово, и все умолкли после того. “Если кто может, — сказал о. Александр, — снять с него старческий завет — устроить обитель и заботиться о ней, — то и он... станет в стороне; а если нельзя никому снять с него этого послушания, завещанного старцем, то нельзя и запрещать ему нести его”. Молча выслушали старцы мудрое слово уважаемого всеми схимника и также молча оставили собрание, чем и был положен тогда же конец всем нареканиям их на батюшку»54.

Воля старца обязательна была не только для духовных его чад, но и для всего монастыря. Вот к каким печальным последствиям приводили нарушения завещанных ими традиций.

«Прошел слух, что кто-то из оптинских советует о. архимандриту спилить для лесопилки вековые сосны, что между Скитом и монастырем: все равно-де на корню погниют от старости.

Приходил сегодня наш скитский друг о. Нектарий (последний Оптинский старец)55.

— Слышали? — спрашиваю.

— О чем?

Я рассказал о слухе.

— Этому, — с живостью воскликнул о. Нектарий, — не бывать, ибо великими нашими старцами положен завет не трогать вовеки леса между Скитом и обителью; кустика рубить не дозволено, не то что вековых деревьев.

И тут он поведал мне следующее: