Орден

Мирабела с сомнением посмотрела на гномообразного Эдуардыча, на это тельце с ногами, не достающими до земли. Кажется, она прониклась скепсисом, по отношению к этим двоим в детской музыкальной школе.

— Ну да, вы же рыцари, — произнесла она.

— В нашем ордене рыцари и дамы, — сказал Лев. В голове шумело после сегодняшней бессонной ночи. Совсем немного удалось поспать только днем. Оказывается, сохранилась обида за то, что его негостеприимно встретили возле варьете. — Да, дамы. И это не ваши блядные барышни, или, как называет вас наш рыцарь Божко, дамы полусвета. Тот же Божко говорит, что мы в ордене занимаемся делом чести. Не за деньги, не из гордости. В варьете, конечно, такое понятие, как честь, неизвестно.

— Ты не увлекайся, — недовольно произнес Эдуардыч. — У меня запись включена. Записываю нашу беседу.

— Слушай, а какой у тебя размер ноги? — внезапно спросил Лев, показывая на ее длинные ноги, перегородившие пространство сторожки между столом и стеной..

— Тридцать третий, — хмуро ответила Мирабела.

— Почти как у Мореллы.

— Ну да. Один раз мы даже менялись обувью, стрипами. Хорошая девчонка была. Толковая, не то, что я. Переговоры с Парижем вела, там хотела выступать.

— Ты думаешь, на меня или на Краснову он снова может напасть? — спросила Мирабела.

— Не думаю, вряд ли, особенно на тебя. Но лучше вам уехать подальше, отдохнуть от этих потрясений. Средствами мы обеспечим, — Эдуардыч вынул кожаный кисет и с таким знакомым звоном высыпал на стол горсть наполеондоров. — Нам денег не жалко. Мы к ним неважно относимся, — весомо сказал он.

Мирабела, молча, смотрела на серебряную кучку, потом взяла одну монету и стала разглядывать.

— Настоящее серебро, — сказал Лев, — и неважно, что на нем нарисовано. Во всех антикварных лавках и ломбардах берут — там эти монеты хорошо знают.

— Я нестандартная стриптизерша, лишних денег не люблю, — с вызовом сказала Мирабела. — Поеду на свои, к югу, на Бали хочу. В трусы денег порядочно насовали, — произнесла она и с вызовом посмотрела на Льва. — Вообще-то, я осенью за границей люблю отдыхать. Сейчас не сезон.

— Ничего, сделай исключение, — произнес Эдуардыч.

— А долго вы будете этого Танцора ловить? — спросила Мирабела.

— Недолго, от силы месяца два. Так что грейся где-нибудь на островах. Туда Танцор точно не доберется.

— Думаю, что Герка Краснова точно придет из-за этого серебра. Она богатая, у нее свой магазин на рынке есть, но от денег она никогда не отказывается. Возьму одну монету, вот эту, самую блестящую. Закажу из нее кулончик. Ладно, пойду я. Сегодня спать не пришлось — выступление, всякие дела, а потом сюда. И еще наговорилась здесь, горло болит, меня ведь так душили…

— Думаю, на эту кореянку больше не нападут, — сказал Эдуардыч, когда Ким ушла.

— А зачем тогда денег давал?

— Да хрен с ними, с деньгами. Боится она очень, ты не заметил? Думаю, пусть уедет.

— Боится? Сразу не разглядел.

— Может, у него сил не хватило? Это не так легко — человека задушить, — произнес Эдуардыч, — крепкую молодую женщину. Или кастетом убить. Да, много нового про этого Танцора узнали.

Лев промолчал, он ничего подобного не заметил.

— Слабый, ничтожный, которого можно раздавить нажатием пальца, — добавил Эдуардыч. — Поморщившись. Только добраться до него нужно.

— Эх, мне надо было быстрее бежать за ним в детском парке!

— Вот и я все время об этом думаю.

* * *

Лев вышел из спортзала и ощутил, что погода гораздо прохладнее, чем он ожидал. Все в жизни меняется и пока не в лучшую сторону. Эх, надо было одеться теплее! В этот спортзал он ходил каждый день, иногда по нескольку раз, и тренер, вроде, старался исчезнуть при его появлении. Потом увидел Ангела. Тот сегодня без палки и уже в зимней шапке шел с рынка, нес картошку в древней сетке. Подошел и почти с вызовом потребовал у Льва сигарету.

— Я в сторожке не сижу и так хорошо материально себя не ощущаю. Как говорится в еврейской поговорке о некоторых, зачем мне делать тяжелое?

Кажется, он и Чаплин обижались, что Лев якобы благополучно устроился. Шел со своей картошкой рядом, получается, провожал до школы.

— Сегодня повезло с утра, продал один револьвер, — стал рассказывать, — и интересно, что его одна старуха приобрела. Сама еле ходит, куда ей? И даже не понимает, антикварный ствол или обыкновенный — ей все равно. Показывал, показывал, как заряжать, не соображает. Сам зарядил, даже одну пулю сделал, отковал ее кое-как из наполеондора, вставил. Теперь там, на месте серебряная, будто на вампира.

Бережно докуривал сигарету до конца, обжигая губы. Невдалеке от школы махнул сеткой в сторону.

— Ладно, мне домой. Иди, у тебя ведь в конторе такие важные дела! — не выдержал, добавил на прощание.

В сторожке Эдуардыч говорил с кем-то по скайпу. Этот скайп обычно не выключался здесь до позднего вечера. Оказалось, что с Мокеем из Горохового. Увидев Льва, тот, улыбаясь, радостно замахал рукой:

— Привет! Привет!

Мокей сидел по ту сторону монитора почему-то в таксистской граненой фуражке. Лев тоже приветственно поднял над головой сцепленные сжатые кулаки