Орден

— Ну, хватит. Потом будете радоваться, — остановил их Эдуардыч. — Давай дальше по делу.

— А не вышло ничего из дела. Не удалось раскрутить на разговор эту балерину, никак. Такая высокомерная оказалась.

Как понял Лев, орден решил узнать у балерины Шнайдер подробности нападения на нее. Для этого, вместо честно вызванного такси ей подсунули машину с переодетым Мокеем. Тот, изображая разговорчивого водителя, должен был вывести пассажирку на воспоминания о Танцоре. Но не вывел, та вдруг оказалась слишком неразговорчивой.

— Ну что она поведала, — пытался рассказать Мокей. — Что рост у Танцора средний и весь он без выразительных примет…

Мокей еще что-то говорил, но Эдуардыч раздраженно махнул рукой и выключил компьютер. Потом негромко сказал:

— Пока не приходилось иметь дела с таким запутанным преступлением. Даже цепью преступлений. Но должна появиться, откуда-то возникнуть одна мелочь, которая все объяснит. Всегда так бывает.

— А что, Эдуардыч, раньше приходилось заниматься сложными делами?

— Случалось. Распутывали запутанное. Никак не хуже ментов.

— Значит, веришь в гений магистра?

На это Эдуардыч не ответил, сказал:

— Шибко бранят меня на конклавах, шибко, и даже магистру немного достается. Сейчас торопят, требуют, чтоб мы быстрее той самой свидетельницей занялись. Балериной из театра, Мессалиной Шнайдер. Верят, что от нее можно что-то интересное узнать. Может ты знаком с ней, хоть слегка? Она ведь из вашего мира, театрального. Еще и в оперетте играла.

— Нет, — Лев отрицательно покачал головой.

— Я тебе говорил, что есть у нас в ордене толковая дама, журналистка. Думаю вот что… — Эдуардыч помолчал, как будто раздумывая о чем-то. — Мне только что удалось связаться по телефону с этой балериной, договорился, что к ней придут репортеры и возьмут интервью. О ее жизни и деятельности. И все она расскажет, и нужное нам, и ненужное. Этой журналистке, Регине, и заодно тебе. Хотя та деятельность в театре слабенькая, надо сказать, так, шестой лебедь во втором ряду. Но столь лестному вниманию прессы не удивлена — видимо, сильно уважает себя. Она сейчас в театре находится, тут рядом, и Регина недалеко оттуда живет. Та свое дело знает, раскрутит эту Шнайдершу. Все, звоню Регине, и ступайте вдвоем. Ты торопись, не стой, чтоб тебя дамы не ждали.

После теплой, хоть и провонявшей дрянным табаком, сторожки улица встретила знобящим холодом. Какой внезапный холод, почти мороз! Казалось, что вот-вот полетят редкие снежинки. За забором школы возле деревьев сердито каркали вороны, кажется, они тоже были недовольны приходом осени.

Подходя и даже подбегая к театру, Лев издали увидел стоящую у его крыльца невысокую женщину в короткой кожаной куртке. Кажется, симпатичную. Приближаясь, разглядел, что та чуть старше, чем надо, чем он думал. Оказалось, лицо у нее антично-правильное с крупноватым прямым носом, хоть и немного повядшее. Казалось, Лев где-то видел раньше эту Регину.

— Это свидание немного неожиданное. Меня вдруг ждет такая красивая женщина. Вас, кажется, звать Регина?

Но та в ответ промолчала, только посмотрела совсем холодно. Кажется, презрение было обычным выражением на этом скульптурном лице. Интересно, что она подумала об этом мужике в летних босоножках.

Лев хотел сказать, что ему везет, и он постоянно встречает красивых девушек в последнее время, но он решил промолчать.

— Вот возьми, — сказала Регина, наконец, и сунула какую-то пластмассовую коробку с экраном и квадратными кнопками. Лев заметил, какая у нее маленькая рука, шириной с три его пальца, наверное. Решил, что, скорее всего, и нога тоже маленькая. Он постоянно думал об этом в последнее время. — Это диктофон, надеюсь, ты сможешь его включить, когда понадобится. Только включить и еще молчать. Говорить буду я.

Регина поднималась по театральным лестницам. Лев шел сзади, вслед за ней, рассматривал диктофон и ее ноги. Как будто сапожки на них выглядели вполне маленькими, хоть определить их размер на глаз Лев не мог.

Гримерная, куда они вошли, была общая, длинная и такая обычная, почти знакомая Льву. Зеркала-трюмо, старого советского дизайна — такая же мебель стояла в театре, где раньше работал Лев. Связь с актерами была древняя: над зеркалами висели старинные пластмассовые коробки, приемники-радиоточки. Шнайдер сидела на маленьком диване возле окна.

— Мы из газеты «Вести и страсти», рады вас видеть. Ты включай аппарат! — повернулась Регина ко Льву.

Балерина оказалась совсем мало похожа на свой портрет, гораздо проще лицом. Почти средних лет, худая, жилистая, с сильно, по-театральному загримированным лицом. Хотя остатки красоты, причем явные остатки еще были заметны.

Шнайдер вроде бы поздоровалась с ними, немного опустив ресницы.

«Кажется, что эта еще высокомернее журналистки Регины. А та вроде немного поутихла, глядит вниз. Везет сегодня!» — недовольно подумал Лев.