Орден Харона

Элизабет перелистывала книгу, которую до сих пор держала в руках, стараясь с помощью обрывочных фраз уловить основную мысль автора. Она тщетно пыталась представить, как выглядит человек, написавший этот труд.

Изольда взглянула на карманные серебряные часики и завела их на несколько оборотов.

– Вам пора идти, если вы хотите добраться до университета вовремя, мисс Блэк.

– Идти? – спросила Элизабет. – А Дункан ко мне не присоединится?

– Тёрнер? – удивилась Изольда. – Он занят Гамильтоном.

– Гамильтоном?

– Очень длинная история. Однако хватит вопросов. За работу, мисс Блэк.

Элизабет не стала настаивать.

Экипаж довез ее до Берлингтон-гарденс, где высокие окна университетского здания выходили на столичные улицы – иногда за стеклами мелькали силуэты спешащих на занятия студентов. Осторожная Элизабет применила на практике то, чему ее научил Дункан: обошла здание университета, чтобы определить входы и выходы, а затем, незадолго до начала лекции, вошла внутрь. Девушка спросила дорогу у университетского служащего, указавшего ей аудиторию, где профессор Рихтер будет читать лекцию. Медленно шагая по коридору, она слышала шаги и шепот тех, кто работает или учится в этом великом храме науки. У Элизабет в голове промелькнула мысль о том, что не так давно она сама приходила сюда на лекции по литературе… хотя это было в другой жизни.

Наконец девушка добралась до огромной аудитории с высокими потолками, способной вместить двести человек. На стене висела плохо вымытая черная доска невероятных размеров, рядом с ней стоял стол, на котором старые пыльные книги лежали вперемешку с недавними изданиями. Пьянящий запах чернил едва ощутимо витал в воздухе.

В аудитории ожидала начала лекции мирно галдящая толпа любопытствующих. Элизабет узнала преподавателей по пятнам мела на одежде. Они смешались с огромным числом обывателей – мужчин и женщин, собравшихся, чтобы послушать рассказ профессора Рихтера о загадочных далеких краях. Два военных офицера сидели в первом ряду и беседовали о книге, которую Элизабет также держала в руках.

Когда она заняла место в последних рядах аудитории, откуда могла наблюдать за всем залом, открылась дверца, едва заметная за стоявшим на сцене столом. С трудом удерживая кипу бумаг в руках, вошел несколько взволнованный мужчина. Вслед за ним появился другой мужчина, постарше. Он выглядел солиднее первого и практически подталкивал того вперед. Оба были, пожалуй, одного возраста, однако тот, с бумагами в руках, двигался угловато, как подросток, несмотря на морщинистое лицо. Шедший позади мужчина довел его до стола, а затем проследовал немного вперед и торжественно начал свою речь:

– Сегодня нам выпала огромная честь принимать в этих стенах профессора Рихтера, который только что вернулся из своей поездки в Африку, чтобы рассказать нам о ритуалах, практикуемых в тех местах аборигенами. Лондонский университет приветствует профессора. Я уверен, что многим из вас просто не терпится перейти к делу, поэтому передаю слово нашему гостю. Профессор Рихтер, прошу.

Взмахнув широким рукавом мантии и поклонившись, мужчина отошел в сторону, кивнув на сгорбленного ученого. Профессор робко вышел вперед, но вдруг резко отпрянул, в последний раз сверяясь со своими записями. По-прежнему нервничая, он снова повернулся к публике, потирая руки, словно не зная, куда их пристроить.

– Э-э-э… благодарю, господин декан, я… боюсь, я не самый лучший оратор Британии, я скорее… человек науки.

Заслышав неуверенный тон профессора, часть аудитории разразилась сдержанными смешками. Однако тот продолжил:

– Западная Африка… О ней можно столько рассказывать, нескольких часов нам явно не хватит!

Сказать, что профессор Рихтер не был великим оратором, значило ничего не сказать: между его речью и письменным изложением пролегала гигантская пропасть, обнаруживая обе стороны медали. Он писал настолько безупречно, насколько скверно говорил, перескакивая с одной темы на другую, зачитывая вслух, словно сам осознавал свой изъян и старался возместить его тем, что блестяще создал ранее.

Лекция выдалась настолько скучной, что Элизабет даже вспомнила о долгих часах, проведенных на уроках несколько лет назад, когда она, пристально следя за временем, умирала от желания покинуть стены школы. Юная девушка мечтала об огромном мире, что ждал ее по другую сторону окон, затянутых в зимние дни инеем. Там, в дальних краях, было тепло, там, черт возьми, происходили вещи значительно более интересные, чем на уроках этикета, где девушек учили держать ровно спину и прислуживать мужу. Элизабет не хотела жить жизнью, к которой ее готовила школа. Она смотрела шире.