Орел-Девка

 Прочитавъ молитву, она отправилась въ кухню, такъ какъ надо было приготовить и то и сё для поминокъ: сосѣди придутъ молиться о покойникѣ. Дѣла было по горло. Къ полночи въ домъ набралось столько охотниковъ помолиться и поминать, что изготовленной снѣди и напитковъ едва-едва хватило. Чѣмъ богаче покойный поселянинъ, тѣмъ гуще толпа сосѣдей, являющихся молиться и сидѣть надъ покойникомъ.

 Валли глядѣла съ тайнымъ отвращеніемъ на это сборище. Вотъ умеръ человѣкъ, лежитъ его трупъ, а они какъ мухи налетѣли сюда, усѣлись, ѣдятъ и пьютъ... Весь этотъ говоръ, шумъ, суета -- какъ-то непривычны были для слуха Валли, привыкшей къ величавому безмолвію горъ; все это показалось ей такимъ ничтожнымъ, жалкимъ, что она невольно вспомнила о своихъ вершинахъ -- и вздохъ вырвался изъ ея груди.

 Валли, молчаливая и холодная, ходила по комнатѣ, равнодушно посматривая на слезливокушающихъ и грустно-напивающихся гостей, а гости говорили между прочимъ, что она очень похожа на покойнаго отца.-- На третій день хоронили Штроммингера. Много народу привалило на похороны, явились даже изъ дальнихъ деревень -- одни, чтобы отдать послѣдній долгъ такому богачу, другіе -- чтобы тоже уважить покойника и ужъ кстати какъ нибудь подъѣхать къ бѣдовой Орелъ-Дѣвкѣ, которая теперь стала собственницей обширныхъ владѣній Штроммингера. Прежде она была и "поджигательницей", и "негодной дѣвкой", ну, а теперь она -- первая на деревнѣ, самая богатая въ горахъ поселянка: вотъ въ головахъ все и перевернулось!

 Перемѣну эту Валли скоро почувствовала и причину ея хорошо поняла: тѣ самые люди, которые годъ тому назадъ, когда она, гонимая голодомъ и холодомъ, искала работы и пристанища, такъ обидно-грубо отталкивали ее отъ дверей, позорили ее,-- теперь, послѣ похоронъ отца, стояли предъ нею на заднихъ лапкахъ, улыбаясь, и низко гнули спину. Ей стало такъ гадко, что она отвернулась отъ нихъ, и съ этихъ поръ почувствовала презрѣніе къ людямъ.

 Патеръ изъ Гейлихгрейца и рофенскіе Клёцы также посѣтили ее. И вотъ, Валли дождалась той минуты, когда ей наконецъ можно было, хоть внѣшнимъ образомъ, отплатить имъ за все добро, которое они сдѣлали ей -- нищей, всѣми брошенной... Она обращалась съ ними совсѣмъ не такъ, какъ съ другими, и охотно разговаривала только съ этими гостями, обходя остальныхъ.

 Когда все поѣли и выпили -- поминки кончились и толпа разошлась наконецъ. Не ушелъ только гейлихкрейцскій патеръ, но за то много хорошаго наговорилъ онъ Валли:

 -- Вотъ, ты теперь большимъ богатствомъ владѣешь, но помни: человѣкъ, неумѣющій владѣть собой, никогда не будетъ въ силахъ управлять другими. Есть, знаешь, такая поговорка: "Кто не умѣетъ повиноваться, не можетъ повелѣвать". Учись слушаться, чадо мое, чтобы умѣть повелѣвать!..

 -- Но, отецъ мой, кого-же я буду слушаться? Вѣдь теперь около меня никого, ктобы смѣлъ мнѣ слово сказать...

 -- Такъ Богу повинуйся.

 Валли замолчала.

 -- Постой-ка, я тебѣ кое-что принесъ, заговорилъ патеръ и досталъ изъ кармана своей сутаны коробочку:-- вотъ, погляди: давно я назначилъ это для тебя, съ того самаго дня, какъ ты зашла ко мнѣ; но тогда я потому не отдалъ тебѣ этой вещички, что ты вѣдь пошла странствовать, такъ ужъ гдѣ-жъ тебѣ было носиться съ этимъ?...

 И онъ вынулъ изъ коробочки изящную, вырѣзанную изъ дерева, фигурку святой, стоящую на деревянномъ пьедестальчикѣ.

 -- Гляди -- это покровительница твоя -- святая Вальбурга. Не забыла, что я говорилъ тебѣ тогда о деревяшкахъ и о Господѣ нашемъ, который можетъ изъ деревяшки, съ наростами и буграми, сдѣлать святую?

 -- Нѣтъ, нѣтъ, не забыла, отвѣтила Валли.

 -- Хорошо. Такъ вотъ, чтобы ты и впередъ всегда помнила это -- я нарочно для тебя выписалъ эту фигурку изъ Зельдена: и ты поставь ее надъ постелью и хорошенько молись -- и благо тебѣ будетъ.

 -- Большое вамъ спасибо, отецъ мой!

 Валли, какъ видно, весьма обрадованная подаркомъ, рѣшилась взять такую нѣжную вещичку только концами своихъ грубыхъ пальцевъ.

 -- О, конечно, сейчасъ все вспомню, какъ только взгляну на нее, все, что вы мнѣ объяснили! Такъ вотъ она -- святая-то Вальбурга какая! Славная, чудесная! Эхъ, ежели-бы самой-то сдѣлаться такой доброй, крѣпкой!...

 Увидя Клеттенмайера (онъ только что со двора пришелъ), Валли показала ему фигурку и воскликнула:

 -- Смотри-ка, что мнѣ подарили! Это -- святая Вальбурга, мой Ангелъ-Хранитель! Ну, мы пошлемъ за это батюшкѣ въ подарокъ первѣйшую нашу овечку!

 Добрякъ-патеръ сталъ было отнѣкиваться отъ овечки, но Валли и слышать не хотѣла объ отказѣ -- такъ ужъ ей и радостно, и весело было.

 Проводивъ священника, она отправилась въ свою комнату и тамъ, надъ постелью, гдѣ висѣли другіе образа, прикрѣпила фигурку св. Вальбурги, а вокругъ нея приколотила вѣерообразно карты старенькой Люккардъ. Устроивъ это, Валли пошла посмотрѣть, что дѣлается въ домѣ и на дворѣ.

 -- Ганзль! крикнула она, проходя мимо орла, который помѣстился на дровахъ:-- вѣдь теперь хозяева-то мы -- а?...