Орган геноцида

Членов отряда спецрасследований заставляют проходить регулировку перед каждым заданием. Чтобы солдаты отправлялись на бой в наилучшей кондиции. Процедура уже стала рутинной частью жизни любого элитного бойца. И все-таки после каждой консультации в душе оседало все больше сомнений и смутного беспокойства.

– Точно не может? – уточнил я.

Психолог уверенно кивнул:

– Да. Хорошо рефлексировать в подростковом возрасте, но не забывайте, что мы живем в реальном мире, который движется по своим законам вне зависимости от того, что вас гложет. – Он ненадолго подпер щеку рукой, будто подбирая слова, и наконец хлопнул в ладоши. – Точно! Представьте себе, что простудились. Мы, врачи, конечно, дадим вам рекомендации и выпишем лекарства. Вы останетесь дома и сосредоточитесь на лечении. И вот простуда ушла. Кто же ее вылечил?

– Фиг знает, – расплывчато протянул я, чтобы доктор не рассмеялся над глупым ответом.

Психолог картинно ткнул мне пальцем в грудь:

– Вы вылечили, мистер Шеперд. Болезнь победил ваш организм. Вы сами решили лечиться, и никто бы не выписал вам рецепт без вашего первоначального импульса. Врач и лекарство всего лишь вам помогли. Люди пользуются для достижения поставленных целей арсеналом инструментов. В их числе маскинг коры головного мозга и психологическая консультация. Ведь вы же решили, что отправитесь на задание еще до того, как пришли ко мне?

В этом он прав. Я уже сделал выбор, и просить не убирать неизбежную в нашем деле боль и травму – это, наверное, даже не капризом попахивает, а перверсией.

– Мы, психологи, просто настраиваем солдат на бой. Чтобы у вас ускорилась реакция, быстрее принимались решения, на которые, при прочих равных на сознательном уровне, мог повлиять моральный шум. Мы устанавливаем в ваш мозг мелкий фильтр. Это я, конечно, метафорически: на самом деле это маска поверх некоторых функциональных модулей лобной доли и эмоциональная регулировка через взаимодействие с боевым психологом.

«Шум». Это правда: моральные терзания в нашей работе чреваты фатальными последствиями. Эмоции начисто замыкают систему оценки приоритетов. А на принятие разумного решения требуется время. Точнее, на разум в вопросе расстановки важнейших ценностей полагаться вообще нельзя. Предположим, что где-то есть существо с совершенным разумом. Так вот даже оно, если начнет принимать во внимание все ситуативные факторы, попросту ничего не решит.

И тем не менее дикому зверю миссию не поручишь. На нашей работе требуется правильно определять, кого требуется убить, кого ранить. Убивать может и зверь, а вот сражаться – только человек. Подавить действия врага не на инстинктах, а по осознанной воле.

– Мысли и действия человека – продукт работы огромных объединений мозговых модулей. При этом он опирается на библиотеку ранее совершенных действий и принятых решений. Совесть функционирует так же. Нейроны соединяются таким образом, чтобы преобладало облегчающее выживание кооперативное и альтруистичное поведение. Совесть представлена в мозге вполне конкретной структурой. Она распределена между орбитофронтальной корой, верхней височной бороздой и миндалевидным телом.

– Значит, модули… – пробормотал я, и психолог улыбнулся, как университетский профессор.

Я и так уже знал, каков человеческий мозг. Как мало веры моему самосознанию.

Впрочем, я ни жестом этого не показал и молча слушал объяснения.

– Да. Эта процедура мало отличается от хорошо вам знакомого маскинга сенсорных чувств. С точки зрения рядового обывателя может показаться очень странно убирать чувство боли, но оставлять ее осознание.

Болевой маскинг. Управление перспективных исследований разработало очень необычную анестезию: солдаты не чувствовали боли, но знали, что где-то болит, – просто их это не останавливало. Секрет же этой жутковатой технологии в том, что за ощущение и осознание боли отвечают разные модули мозга.

– Иными словами, в зависимости от того, какая комбинация модулей подвергаются маскингу, в теории можно не только подавить дискомфорт от ранений, но вообще привить образ действий, сообразный поставленной цели. На современном этапе развития технологий мы пока не составили настолько подробную карту мозга. Но на то, чтобы избавить вас от лишних переживаний, и текущего уровня хватает.

Все то же самое, что мне сказали тогда. Тем летом, в больнице, когда я выбрал для матери смерть.

Всю стену, точно плитка, занимали послойные изображения мозга. Их там висело штук сорок или пятьдесят, поэтому казалось, что кабинет облицевали мраморным узором.

– Получается, у нее нет сознания? – в очередной раз спросил, или даже скорее уточнил я. Очень уж меня тревожил этот вопрос. Уже, конечно, не помню, сколько раз я терзал им врача, но много. Мне потребовалось немало сил, чтобы понять, что я задаю вопрос некорректно. И то я не уверен, что сил в самом деле хватило.

Врач посмотрел на мозаику из изображений на стене и снова задумался, не проронив ни слова. Наконец он сказал так:

– Мистер Шеперд, вы верующий?

– Нет.