Орган геноцида

Когда на каждый пиксель приходится пять сантиментов – то есть достигнуто максимальное разрешение, – становится видны лица сваленных горой трупов в той деревне, где расквартировались войска. Тела съежило от огня, скрутило эмбрионами. Там пятьдесят человек, не меньше. На видеотрансляции со спутника от сваленных в кучу трупов до сих пор поднимается дым.

Это убитые люди. Жителей целой деревни изничтожили им подобные.

Есть такое понятие – CEEP. Child enemy encounter possibility[20].

Вот так вот просто. Мы можем напороться на девчушек, у которых даже месячные пока не начались. И придется изрешетить им голову и тощую грудную клетку с выпирающими ребрами, на которой еще ничего не выросло. Трейсабилити, энкаунтербилити, серчебилити. Билити, билити. Поссибилити[21]. В мире слишком много раздражающих возможностей. И поскольку, когда приходится употреблять аббревиатуру CEEP, вероятность того, что мы не ошиблись, составляет сто процентов, «билити» к тому моменту уже стирается. «Билити» – это обманка. Клоунское слово.

У слов не бывает запаха.

У изображений тоже. В том числе со спутника.

Лично меня это раздражает.

Ни с чем не перепутаешь запах горящего жира и скукоживающихся мышц. Вонь кератина, обращающегося в пепел. Запах сгорающего человека. Я его знаю. Не скажу, что очень хорошо, но за годы службы приходилось сталкиваться.

Запах взрывчатки. Коптящих покрышек, которые ополченцы поджигают, чтобы дать знак своим.

Запах поля битвы.

Когда я смотрю на изображения со спутников, в груди закипает неприятное чувство… Отвращение. Но мне отвратительно не от того, что я вижу на экране, а наоборот: от того, что там еще не всё. Прожаренные тела, выпотрошенные органы, лужи крови – картинка в сравнении с реальностью так аккуратно подчищена, что от нее не воротит – и от этого как раз тошнит больше всего. Линзы, бездушно взирающие сверху на трупы, висят в холодном вакууме, и их не касается, какая вонь стоит на земле, и в своем безразличии они уподобляются преступившему все земное, жестокому богу.

А у нас, в конференц-зале штаба в Форт-Брэгге, пахнет ремонтом. Бетоном, усиливающей краской на смоляной основе благоухают свежие мономеры. Химозный запах клейких веществ.

– Эти снимки сделаны разведывательным спутником четыре дня назад, – пояснил человек из Национального контртеррористического центра. – Прокуратура Гаагского суда по иску новоиндийского правительства выдала ордер на арест восьмерых лидеров индийских националистов, которые развернули свою деятельность во внутренних регионах. Их обвиняют в преступлениях против человечности, привлечении детей к военным действиям и геноциде.

В его голосе я слышал все то же самое, что у остальных гражданских федералов: речь странно расходилась с содержанием, которое передавали слова. Он как будто с трудом увязывал друг с другом незнакомые жаргонизмы, смысл которых едва понимал, с реальностью, едва не теряя с ней контакт. Так, по крайней мере, казалось. Может, он не имел в виду ничего такого, но я все же чувствовал за его словами легкомысленное следование громким трендам. «Геноцид», «преступление против человечности» – где-то на подкорке ощущалось, что он не прочувствовал на собственной шкуре, что все это значит. Думаю, то же, что и я, ощущали военные, когда слушали, как вещает о Вьетнаме Макнамара[22].

С поверхностными интонациями, едва ли отражающими суть дела, мужчина из Национального контртеррористического центра красноречиво растолковывал бойцам, собравшимся в Форт-Брэгге, что планируется предпринять:

– «Юджин и Круппс» выступают в Объединенных Индийских Нациях как военный представитель от лица японского правительства, они гарант мира в послевоенной Индии. Американские войска почти не вмешиваются в ситуацию, поэтому можно сказать, что именно они – самая большая военная единица в регионе.

На планшетах перед всеми собравшимися переключился слайд. На фотографии среди тощих взрослых затесались детишки, у которых на шеях висели кажущиеся непропорционально огромными автоматы Калашникова. Ребята беззаботно улыбались фотографу.

– Организация, которая называет себя «Временной армией Республики Хинду-Индия» – это остатки тех, кто устроил там ядерные взрывы. После войны легитимное правительство Индии, назначенное после международной интервенции, взяло курс на секуляризацию общества, однако Хинду-Индия, которая до этого скрывалась в удаленных областях, за последние несколько лет резко увеличила активность. Они нападают на изолированные деревни, вырезают мусульман, насилуют женщин, похищают детей и обращают их в свою веру, а затем воспитывают из них солдат.

На планшетах сменяли друг друга картинки одна страшнее другой. Выложенные в ряд жертвы казней, посыпанные добела известью. Она походила на пшеничную муку, как будто курицу присыпали перед тем, как обвалять в кляре. На дороге между обугленными домами валялись обнаженные женщины. Просто фотографии. Ни запаха, ни звука – картинка, светящаяся на мембранах планшетов.