Орган геноцида

– Да, я тоже считаю, что это невозможно. К глубочайшему сожалению. – Люциус печально покачал головой. – Впрочем, можно придумать другие пути. Например, технически самый незамысловатый способ: разметить на карте все считыватели. Их, конечно, как песку морского, но по большей части каждый заточен только на что-то одно. На сетчатку, рисунок вен, отпечатки пальцев. Там снимают ЭЭГ, тут – чисто камера наблюдения. Их все можно нанести на карту и составить план для крупнейших городов Штатов и Европы. Как гид по обходу сети слежения. С помощью приложения составляются наиболее эффективные маршруты. Некоторые сенсоры можно обманывать. Скажем, раздобыть нанослой с чужими отпечатками и распечатать чужую сетчатку, и тогда человека почти невозможно отследить.

Точно, у того парня идентификация по глазам и по пальцам не совпала.

Но ведь получается, что у них заготовлены фальшивые ID отдельно по тому и другому! Когда я вслух этому изумился, Люциус продолжил объяснение:

– Мы собирали их с большим трудом. Младенцы, умершие сразу после рождения, пропавшие без вести иностранцы, солдаты из ЧВК, факт гибели которых не подтвержден. И, конечно, Сараево.

То есть люди, от которых после термоядерного взрыва не осталось трупов. Они всем скопом «пропали без вести». Имена скитающихся по чистилищу в неясном статусе: то ли живы, то ли мертвы.

– Мы тщательно отобрали из них самых удобных и оформили как живых. Сложили в архив, который всегда под рукой, и достаем, когда не хотим, чтобы правительство отслеживало, где мы. Террористам и прочим извергам, конечно, не помогаем, но мы готовы на все ради защиты архива.

– Не бывает чистой свободы. Свобода – это вопрос обмена. Сам же мне пару часов назад про это затирал.

Мне в тот момент совершенно не показалось, что у Люциуса настолько радикальные взгляды.

– Все так, как ты говоришь. Но при нынешних условиях обмен получается какой-то очень односторонний. Полный отказ от приватности взамен на безопасность – что-то тут не сходится. – Люциус подошел поближе. – При текущем положении вещей отслеживание персональных данных слабо вяжется с охраной. После одиннадцатого сентября весь мир резко повысил планку безопасности. Стандарты отслеживания граждан, все такое. Но почему-то чем больше принимается мер безопасности, тем выше уровень терроризма в крупных городах.

– Ложь!

– Правда. Сам признай: Сараево случилось. Или я не прав? Посмотри по официальной статистике, это несложно. Факты легко проверяются, но на них почему-то никто не обращает внимания.

– Почему же тогда никто не спорит с эффективностью мер?

Люциус иронически усмехнулся:

– Потому что всем хочется в нее верить. – Он рассмеялся. Очень горько и печально. – Правительство не лжет. Точнее, так: лжет, и СМИ им подпевают, и, хуже всего, народ тоже. Все верят друг другу – и рождается то общество, которое имеем. На самом деле терроризм пошел на спад, только когда прокатилась волна гражданских войн и этнических конфликтов. Меры безопасности тут ни при чем.

Мы смотрим только на то, что хотим видеть. Верим в то, во что хотим верить.

И данные статистики не в силах нас переубедить. Правительство, корпорации и народ не хотят анализировать графики.

– Факты так беспомощны. В мире столько трагедий, которые никто не освещает. Вот, скажем, ты знаешь, как производятся искусственные мышцы? – Люциус грустно покачал головой. – Это генетически модифицированные киты и дельфины. Морские млекопитающие, перекроенные так, чтобы могли обитать в пресной воде. Их разводят в озере Виктория, затем разделывают, а мясо вывозят, только не в пищу, а на производство. Пружинистые куски красной плоти помещают в биостеплеры. Притом кто помещает! Мальчишки и девчонки на озере Виктория, которые работают за смешные деньги…

– Мышцы настоящих дельфинов!..

Капсулы, в которых мы спускаемся на вражескую территорию, и самолеты с укороченной дистанцией взлета и посадки, которыми нас перекидывали с континента на континент, обволакиваются живым, самым что ни на есть настоящим мясом?

А много ли людей знает, что лубриканты создаются на основе водорослей?

– Однако никто об этом не слышал. Точно так же, как никто не жалуется, что под видом черной икры продается крашеная икра пинагора.

– Но ведь… это же…