Здесь придется взять паузу, поскольку мы подошли к очень важному моменту в карьере нашего героя. Ибо присвоение титула стало поводом для нашумевшего и весьма спорного инцидента, о котором мы должны рассказать, по мере сил восстанавливая события по клочкам обгоревшей бумаги и лент. Случилось это в конце праздника Рамадан, когда фрегат под командованием сэра Адриана Скрупа привез орден Бани и герцогскую грамоту, и Орландо устроил по случаю великолепнейший прием, каких Константинополь еще не видел. Вечер был погожий, собралась огромная толпа, из окон посольства лился яркий свет. Повторимся, подробностей не сохранилось, поскольку огонь уничтожил все записи, оставив лишь разрозненные фрагменты, разжигающие любопытство еще сильнее. Тем не менее из дневника Джона Феннера Бригге, морского офицера, который был в числе приглашенных, мы знаем, что гости всех национальностей набились во двор «как сельди в бочку». Толпа теснилась неприятно близко, и Бригге взобрался на иудино дерево, чтобы лучше видеть происходящее. Среди местных разнесся слух (чем не лишнее доказательство таинственной власти Орландо над умами!), что должно свершиться чудо. «Поэтому, – пишет Бригге (увы, в рукописи столько обожженных мест и дыр, что иные фразы совершенно не читаемы), – когда шутихи начали взмывать в воздух, у нас возникли большие опасения, что местное население устроит давку… чревато неприятностями для всех… английские леди, моя рука сама потянулась к абордажной сабле. К счастью, – продолжает он в своей довольно нудной манере, – на тот момент наши страхи выглядели беспочвенными и, судя по поведению туземцев… Я пришел к выводу, что демонстрация нашего мастерства в искусстве пиротехники ценна хотя бы тем, что их впечатлит… превосходство британцев… В самом деле, великолепие зрелища не поддается описанию. Я поймал себя на том, что попеременно восхвалял Господа, ведь он позволил… вот бы моя бедная, дорогая мамочка… По приказу посла высокие окна, которые являются грандиозным достижением восточной архитектуры, неразвитой во многих других отношениях… распахнули настежь, и внутри мы увидели
К счастью, мисс Пенелопа Хартоп, дочь генерала с той же фамилией, видела происходящее изнутри и продолжила рассказ в письме, тоже сильно поврежденном, которое все-таки дошло до ее подруги в Танбридж-Уэллс. Мисс Пенелопа пишет не менее восторженно, чем доблестный офицер. «Сногсшибательно, – восклицает она по десять раз на одной странице, – удивительно… совершенно неописуемо… золотая посуда… канделябры… негры в плисовых бриджах… пирамиды из мороженого… фонтаны глинтвейна… корабли его величества из желе… водяные лилии из лебедей… птицы в золотых клетках… джентльмены в алых бархатных… с разрезами… прически у леди футов шесть в высоту, не меньше… музыкальные шкатулки… Мистер Перегрин сказал, что я выгляжу