Орландо

Она пыталась прибегнуть к привычным, пусть и нечестным доводам, назвав жизнь самих цыган грубой и варварской, и вскоре между ними возникла большая неприязнь. Воистину, подобных разногласий достаточно, чтобы вызвать кровопролитие и революцию. Мы знаем, что целые города гибли и за меньшее, миллион мучеников шли на костер, не желая отступить хотя бы на дюйм от любого из пунктов подобного спора. В груди человека нет желания сильнее, чем заставить остальных поверить в то, во что верит он сам. Ничто так не подрубает корень счастья, не наполняет яростью, как чувство, что другой презирает то, чем ты гордишься. Виги и тори, партии либералов и лейбористов – за что они сражаются, кроме собственного престижа? Вовсе не любовь к истине, а жажда одержать верх во что бы то ни стало натравливает один квартал на другой, заставляет один приход желать гибели другого. Каждый стремится обрести душевное спокойствие и подчинить противника, нежели добиться торжества правды и возвышения добродетели – впрочем, оставим эти нравоучения историкам, поскольку нам они невыносимо скучны.

– Четыреста семьдесят шесть спален для них ничего не значат, – вздохнула Орландо.

– Закат ей милее стада коз, – сказали цыгане.

Орландо понятия не имела, что делать дальше. Идея покинуть цыган и снова служить послом казалась ей невыносимой, как и вечно жить там, где нет ни чернил, ни бумаги, ни почтения к герцогам, ни уважения к множеству спален. Так думала она однажды пригожим утром, пася коз на склоне горы Афон. И тогда природа, коей она доверяла, то ли сыграла с ней шутку, то ли сотворила чудо – мнения слишком разнятся, чтобы сказать наверняка. Орландо весьма мрачно разглядывала крутой противоположный склон. Лето было в разгаре, и если уж мы должны искать подобия пейзажу, то самое близкое – сухая кость, овечий череп – огромный череп, исклеванный тысячей стервятников. Жара стояла невыносимая, и маленькая смоковница, под которой прилегла Орландо, годилась лишь для того, чтобы бросать резные тени листочков на ее легкий бурнус.

Внезапно на противоположном склоне мелькнула тень, хотя склон был совершенно голым. Тень сгустилась, вскоре явив зеленую долину и широкое пространство, похожее на парк. Внутри она разглядела тучную лужайку, дубы, растущие тут и там, по веткам прыгали дрозды. Из тени в тень осторожно ступал олень, доносился гул насекомых, нежные вздохи и трепет английского летнего дня. Пока Орландо зачарованно наблюдала за видением, пошел снег, и вскоре вместо желтого солнечного света весь ландшафт покрылся фиолетовыми тенями. По дорогам проехали тяжелые повозки, груженные стволами деревьев, предназначенных, как она знала, для растопки каминов, и вот показались крыши, колокольни, башни и дворики ее родного дома. Снег шел не переставая, и она услышала, как он скользит по кровле и падает на землю. Из тысячи труб поднимался дымок. Все было видно в мельчайших подробностях – она даже разглядела галку, ищущую червей в снегу. Постепенно фиолетовые тени сгустились и поглотили телеги, лужайки и огромный особняк. Все исчезло. От поросшей травой долины не осталось и следа, лишь выжженный солнцем склон горы, словно расклеванный тысячей стервятников. И Орландо разрыдалась, поспешила в табор и сказала цыганам, что должна отплыть в Англию завтра же.

Ей сильно повезло: молодые цыгане замыслили ее убить. Так велит честь, объяснили они, потому что она думает иначе, чем они. И все же им было бы жаль перерезать ей горло, и они обрадовались ее отъезду. По счастливой случайности, в гавани уже стоял английский торговый корабль с поднятыми парусами, и Орландо, сняв еще одну жемчужину со своего ожерелья, заплатила за проезд и вдобавок положила в кошелек несколько банкнот. Она отдала бы их цыганам, но знала, что те презирают богатство, и ограничилась объятиями, с ее стороны вполне искренними.

Глава 4

За несколько гиней, оставшихся после продажи десятой жемчужины, Орландо обзавелась женским гардеробом по тогдашней моде и предстала на палубе «Влюбленной леди» в образе молодой англичанки из высшего света. Как ни странно, до сего момента она едва ли задумывалась о собственном поле. Вероятно, виной тому турецкие шаровары, которые она носила до сих пор, да и женщины в цыганском таборе мало чем отличаются от мужчин, за исключением пары важных деталей. Во всяком случае, пока вокруг ног не обвились юбки и капитан любезно не предложил соорудить для нее навес, Орландо не осознавала недостатков и привилегий своего положения. Она смутилась, но смущение это было несколько иного рода, чем можно ожидать.