Орландо

Мы держим этого джентльмена в треуголке и всем прочем на ладони. Вглядитесь в магический кристалл. Разве не видна каждая складочка на чулках? Разве не раскрываются перед нами все грани и извилины его ума, доброта душевная, робость, учтивость и тот факт, что он женится на графине и умрет, окруженный всеобщим уважением? Все тут ясно. И едва мистер Аддисон говорит свое слово, раздается оглушительный стук в дверь, и мистер Свифт, со свойственной ему бесцеремонностью, врывается без приглашения. Минуточку, а где же «Путешествия Гулливера»? Вот они! Давайте прочтем пассаж, посвященный приключениям в стране гуигнгнмов:

«Я наслаждался прекрасным телесным здоровьем и душевным спокойствием, не сталкивался ни с предательством, ни с непостоянством друга, не видел вреда ни от тайного, ни от явного врага. Мне не приходилось подкупать, льстить или сводничать, чтобы снискать расположение сильных мира сего или их приспешников. Не нужно было ограждать себя от мошенничества или притеснений, здесь не нашлось ни врача, который уничтожил бы мое тело, ни юриста, который лишил бы меня состояния; ни доносчика, который следил бы за моими речами и деяниями или стряпал против меня поддельные обвинения; здесь не было насмешников, хулителей, сплетников, карманников, разбойников, взломщиков, стряпчих, сводников, фигляров, картежников, политиков, остряков, желчных и нудных болтунов…»

Прекрати, прекрати же словесный град, если не хочешь освежевать живьем и нас, и себя! Нет никого прямодушней этого вспыльчивого человека. Он столь груб и в то же время чист помыслами, жесток и в то же время добр – высмеивает целый свет и в то же время лепечет на детском языке с маленькой девочкой и умрет – кто бы сомневался? – в сумасшедшем доме.

И всех Орландо поила чаем, а иногда, если позволяла погода, везла к себе в поместье и по-королевски угощала в Круглой гостиной, которую увешала их портретами, и мистер Поуп не мог сказать, что мистер Аддисон висит раньше него и наоборот. Все они, конечно, были очень остроумны (хотя все свое остроумие поместили в книги) и научили ее самой важной примете стиля: естественному звучанию голоса в речи – качеству, которому нельзя подражать, пока не услышишь вживую – даже Нику Грину, при всем его мастерстве это не удавалось; оно рождается в воздухе и разбивается о мебель как волна, откатывается и исчезает, и его не поймать, по крайней мере тем, кто напрягает слух полвека спустя, как ни старайся. Поуп с Драйденом научили этому Орландо просто интонацией своих голосов, и ее стиль речи слегка изменился, писать она стала весьма приятные, остроумные стихи, ей весьма удались несколько персонажей в прозе. И она щедро угощала их вином, за обедом клала под тарелки банкноты, кои они любезно принимали, а она принимала их посвящения и считала такой обмен вполне заслуженным.

Время шло, и Орландо часто говорила себе с особым упором, который, пожалуй, мог заставить усомниться в ее искренности: «Ей-Богу, что у меня за жизнь!» (Ибо она все еще находилась в поиске.) Вскоре обстоятельства вынудили ее вглядеться в сей предмет пристальнее.

Однажды она наливала чай мистеру Поупу, как можно судить по приведенным выше стихотворным строчкам, а он устроился подле, скрючившись в кресле и наблюдая за ней горящим взором.