Орландо

По-видимому, истина в том – если мы рискнем использовать это слово в данном случае – что все подобные общественные группы находятся под воздействием чар. Хозяйка – современная Сивилла. Ведьма, которая околдовывает своих гостей. В одном доме они считают себя счастливыми, в другом – остроумными, в третьем – глубокомысленными. Все это иллюзии (не подумайте ничего такого, ведь иллюзия – самая ценная и необходимая вещь на свете, и тот, кто способен их создавать, принадлежит к числу величайших благодетелей человечества), но, как известно, иллюзии гибнут, сталкиваясь с реальностью, поэтому там, где правят иллюзии, не терпят ни подлинного счастья, ни подлинного остроумия, ни подлинного глубокомыслия. Вот почему мадам дю Дефан на протяжении пятидесяти лет изрекла не более трех остроумных фраз. Скажи она больше, ее круг мог бы распасться. Острота, слетая с губ, сбивала текущую беседу, как пушечное ядро сминает фиалки и маргаритки. Когда она выдала свое знаменитое «mot de Saint Denis»[17], то спалила всю траву. Последовало всеобщее разочарование и опустошение. Все умолкли. «Мадам, Бога ради, избавьте нас от острот!» – в один голос взмолились ее друзья. И она подчинилась. Почти семнадцать лет не говорила ничего запоминающегося, и все шло прекрасно. Дивный покров иллюзии лежал нетронутым, как и в кругу леди Р., где гости считали себя счастливыми, остроумными, глубокомысленными, а посторонние верили в это еще сильнее, и выходило так, что нет ничего восхитительнее собраний у леди Р.; все завидовали тем, кто туда вхож, а те завидовали самим себе, потому что им завидовали другие, и казалось, конца этому не будет, если бы не один инцидент, о котором мы сейчас расскажем.

Это случилось, когда Орландо отправилась туда в третий раз. Она все еще пребывала в иллюзии, что слушает самые блестящие сентенции на свете, хотя на деле старик-генерал С. пространно рассказывал, что подагра оставила в покое его левую ногу и перешла на правую, в то время как мистер Л. перебивал всякий раз, заслышав знакомое имя: «Р.? Ах! Я знаю Билли Р. не хуже самого себя. С.? Мой лучший друг. Т.? Гостил у него пару недель в Йоркшире» – что звучало, такова уж сила иллюзии, как остроумнейший ответ, самое глубокомысленное высказывание о человеческой жизни, и держало всю компанию в напряжении; вдруг открылась дверь, и вошел низенький джентльмен, чьего имени Орландо не расслышала. Вскоре ее охватило неприятное предчувствие. Судя по лицам собравшихся, они ощутили то же самое. Один джентльмен упомянул недобрым словом сквозняк. Маркиза К. высказала опасение, что под диваном прячется кошка. Выглядело так, словно глаза их открылись после приятного сновидения и уперлись в старый умывальник да грязное покрывало. Выглядело так, словно пары упоительного вина постепенно развеиваются. И все же генерал продолжал вещать, мистер Л. – вспоминать. Но становилось все более очевидным, какая красная шея у генерала, какая плешивая голова у мистера Л. Что же до их реплик – ничего более нудного и утомительного и представить нельзя! Все заерзали, те же счастливицы, у кого был веер, прятали за ним зевки. Наконец леди Р. постучала своим веером по ручке кресла. Оба джентльмена умолкли.

И тогда низенький гость сказал:

Потом он сказал:

И наконец он сказал:[18]

Нельзя отрицать, что в них были подлинное остроумие, подлинная мудрость, подлинная глубина. Компания пришла в полное смятение. Одно подобное высказывание – уже плохо, но три подряд, да еще в один вечер! Никакое общество такого не вынесет.

– Мистер Поуп, – язвительно проговорила старая леди Р. срывающимся от гнева голосом, – вы изволили блеснуть остроумием.

Поуп вспыхнул. Никто не проронил ни слова. Минут двадцать стояла мертвая тишина. Затем, один за другим, гости поднялись и выскользнули за дверь. Сомнительно, чтобы после такого испытания они рискнули вернуться. Можно было услышать, как по всей Саут-Одли-стрит мальчишки-факельщики подзывают кареты. Хлопали дверцы, отъезжали экипажи. Орландо сама не заметила, как очутилась рядом с мистером Поупом на лестнице. Его маленькое уродливое тельце сотрясалось от самых противоречивых чувств. Из глаз сыпались искры злобы, ярости, торжества, остроумия и ужаса (он дрожал как осиновый лист). Он смахивал на приземистого жука с пылающим топазом во лбу. И незадачливую Орландо закружила престранная буря чувств. Разочарование столь полное, как выпало на ее долю менее часа назад, переворачивает все с ног на голову. Восприятие обостряется десятикратно, суровость жизни потрясает. Такие моменты чрезвычайно опасны для человеческого духа. В такие моменты женщины уходят в монахини, мужчины становятся священниками. В такие моменты богачи раздают свое добро, а счастливцы перерезают себе горло разделочными ножами. Орландо с готовностью проделала бы все это одновременно, но ей пришла в голову еще более опрометчивая идея, которую она тут же и воплотила в жизнь: пригласить мистера Поупа к себе домой.