Орлиное гнездо (СИ)

Незыблема была только любовь – только сияющие зеленые звезды, золотое личико, нежные руки. Но женщины были непостоянны, как облака… и незыблема оставалась только та любовь, что витязь хранил в себе самом.

Когда они снова тронулись в путь, у них опять были кони: отличные мадьярские кони, на которых пришлось немало раскошелиться. Но это была такая покупка, на которую никаких денег не жаль.

Раду ли Кришану было не знать, чего стоит добрый конь!

Иоана опять была одета, как это приличествовало женщине, - настояла мать: но что-то безвозвратно переменилось в ней, и теперь мужчина, покоритель, дважды подумал бы, прежде чем схватить ее. Иоана была теперь так же жестока, как и нежна, - и не поколебалась бы перед тем, как нанести умелый смертельный удар!

Прежде, чем направить стопы в Венгрию, беглецы поехали в Сигишоару: домой к Василе Поэнару, запастись всем, что могло им понадобиться, и еще раз потолковать с саксонцами. С ними непременно нужно было встретиться перед тем, как ехать к венгерскому королю!

Сигишоара не обманула ожиданий Иоаны – вернее говоря, и грустно поразила ее руинами, и обрадовала запомнившейся ей торговой жизнью, которая кипела, как и прежде. Нет, семиградцы не теряли времени зря! Иоана с печальным смехом рассказала мужу о надушенных перчатках, которые купила ему здесь и так и не довезла…

- Хорошо, что не довезла, - резко заметил услышавший разговор боярин. – Они могли быть отравлены! Или ты не знаешь, как в наши дни травят и одежду, и книги?

- Ну кто бы стал торговать здесь отравленным товаром – и зачем продавать его мне? – удивилась Иоана. – Разве я и мой муж такие важные люди?

Но у отца, видимо, были причины иметь подобные подозрения – он опасался и не любил семиградцев так же, как не любил их князь. Что за подлая жизнь у трансильванского боярина валашской крови – когда и чужие тебе поневоле свои, и свои как чужие!

Иоана, однако, испросив разрешения у родителей, повела мужа в ту же лавку, в которой выбирала ему подарок за глаза: хотела купить что-нибудь, что он выберет себе сам… и посмотреть, живы ли еще хозяева.

Хозяева оказались живы – отсиделись в башне в страшные дни: и были немало удивлены встречей с Иоаной, красоту и знатность которой запомнили с первой встречи. Рады были или нет – неизвестно; но, конечно, тотчас выставили напоказ радость, как всякие хорошие торговцы.

Корнел, однако, держался здесь чужаком – по-немецки он не говорил, в отличие от Иоаны, ничего не касался, и лицо совсем потемнело. Степенные немцы с опаской поглядывали из-за прилавка на красивого южного дикаря, у которого вид был такой, точно он может искрошить их в любой миг, если ему что-то придется не по нраву, - и ничего ему не предлагали.

Они привыкли у себя и к валахам – но этот был, бесспорно, из числа самых диких, не имеющих ни манер, ни ведения головорезов князя. Вот он, сверкнув черными глазами, что-то сказал на своем языке жене… боярского рода, не такой неотесанной, но того же разбойничьего племени!

- Я не стану ничего выбирать здесь – у меня все есть, - тихо проговорил Корнел. – Если тебе что-нибудь нужно, покупай! Но нам следует беречь деньги!

Он взял ее за руки; ласково прижал их к ее животу.

Иоана покраснела и ответила:

- Нет, мне тоже ничего не нужно!

И они ушли, оставив хозяев в недоумении - и с еще менее лестным понятием об их вежливости.

А когда пришли домой, застали большое горе: занемогла госпожа Кришан. С ней было то же, что постигло недавно Тудора: такая же непонятная лихорадка, жар, потеря памяти…

Как будто что-то преследовало их, чей-то дух, чье-то отмщение - или трупное зловоние разрушенного замка отравило бежавших. Или отлились им слезы и кровь простых людей… Кто в этом нечестивом мире мог назвать себя невинным?

Не помогли ни немецкие лекари, ни молитвы: через два дня Катарина умерла.

Ее похоронили здесь, внутри ограды православного храма, - и отслужили торжественную заупокойную службу и по ней, и по Тудору. Иоана стояла рядом с отцом, и они оба плакали; Иоана всхлипывала, кусая губы, а лицо боярина было неподвижно, и слезы беззвучно сбегали по нему, теряясь в бороде, в которой осталось совсем мало черных волос. Казалось, тот, кто дотронется до его мокрой щеки, немедленно умрет в страшных корчах – Раду Кришан выплакивал застарелый, сильнейший яд своего окаменелого сердца…

А потом он оставил своих спутников в доме Поэнару – сам опять отправился говорить с семиградцами. Нужно было понять заранее, насколько возможно, - к кому теперь расположен молодой Корвин и его наставник, архиепископ*. Венгерские владыки были переменчивы… так же, как и валашские: но венгры были ненадежны куда более… Влад Дракула для короля – как лютый цепной пес для умного и хитрого человека… Они все для него – такие псы, пока отпугивают турок.

Но что, если однажды пес покажет такой же человеческий разум, как светлейший венгерский король, покровитель искусств и мудрости, - разум, который в соединении с мощью, беспощадностью и бесстрашием Влада породит завоевателя и тирана, какого мир еще не видывал?