Когда они остались под защитой стен, только вдвоем, Иоана сняла с мужа раскаленные солнцем латы, стала расстегивать кожаную куртку… но тут он перехватил ее руки и сам стал нетерпеливо раздевать ее, целуя и лаская. Корнел мог теперь хмуриться на жену, отмалчиваться по многим часам – но в любви оставался и щедр, и нежен, как прежде. Они утешали друг друга, как никто больше в целом свете не мог их утешить.
Потом Иоана, улыбаясь, сказала, устроив голову на горячей груди мужа:
- По турецкой вере, мужей на том свете тоже жены ласкают – райские девы, черноглазые, большеокие…
Корнел рассмеялся.
- Сказки турецкие, - отозвался он. – Да и на что это нам?
- А ты бы не хотел дев райских? – шутливо и ревниво спросила Иоана, заглянув ему в глаза.
Он перестал улыбаться.
- Не понимаю, как можно ложиться с женой, которую сердцем не любишь, - сумрачно ответил витязь. – Поганая вера и есть!
- Вот так, значит, - заметила Иоана, тоже нахмурившись.
Суровость и твердость его в христианстве порою казались ей даже чрезмерными.
- Так по-нашему, - ответил Корнел, - по православной вере!
Иоана приподнялась над мужем и притронулась пальцем к сжатым губам.
- А меня хотел бы? – спросила она, лукаво улыбаясь.
Он еще несколько мгновений хмурился – потом тоже улыбнулся.
- Тебя хотел бы, - сказал он, поцеловав ее.
Иоана легла ему на грудь, и они переплели пальцы, нежно пожимая друг другу руки.
- Но ведь ты меня не любил еще, когда лег со мной после свадьбы, - прошептала она. – Как же так?
- Я тебя сразу полюбил, - ответил Корнел без колебаний.
Из всех слов, услышанных от мужа, эти показались ей самыми чудными и самыми сладкими.
Им сейчас некуда было идти, нечего делать – и они блаженно заснули, как в турецком раю.
А потом Иоане привиделась Марина.
Сестра сидела около них, на супружеском ложе, - над мирно спящим Корнелом, как демоница, лаская рукою его молодые кудри. Иоана так и вспряла, готовая кинуться между ними:
- Не тронь его!
Марина посмотрела ей в глаза и улыбнулась – выставились между алых губ белые острые зубы.
- Почему бы и не тронуть? Ведь он теперь такой же мой, как и твой, милая сестра!
Иоана, объятая ужасом, хотела разбудить Корнела, который не чуял, не слышал беды, но Марина наставила руку ей в грудь и рассмеялась.
- Не буди, не пугай его! Храбрый, добрый воин – пусть отдыхает от своих трудов! А я пришла его поцеловать, на красу рыцарскую полюбоваться… милый мой брат…
И она склонилась над Корнелом и поцеловала, в самые уста. Иоана дрожала от страха и молилась Богу. А потом Марина выпрямилась и опять посмотрела на нее – такая же, какой Иоана знала ее при жизни: суровая, непригожая, злоумная.
- Он меня и не увидит, и даже не почует, пока я не пожелаю, - сказала Марина. – Не бойся!
- Ты неупокойница – нежить? – спросила Иоана, глядя на нее во все глаза. – Нам откупиться от тебя? Чем же?.. Отпеть тебя в церкви?
Марина рассмеялась: черные глаза блеснули алым огнем, хотя теперь зубы в оскале показались человечьи.
- Ты не хуже моего знаешь, чем расплачиваются с нежитью, - что же спрашиваешь? - отозвалась она. – И какая церковь станет отпевать самоубийцу? Впрочем, это и не поможет…
Она склонила голову, оправила золотое платье невесты, испятнанное на плечах бурым – там, где схватился за нее Корнел, восставший на своего вождя.
- Но я не затем пришла, чтобы взять у вас что-нибудь. Повидаться с вами, моими милыми, хотела, совет добрый дать…
- Какой же совет ты можешь нам дать? – спросила Иоана, пытаясь заслонить собою мужа.
- Как ты неласково меня встречаешь, - заметила Марина, поглядев на нее. – Или уже забыла, кто вам всем жизнь спас? Вот людская благодарность!
Иоана, охваченная раскаянием, чуть не подала сестре руку - но застыла, увидев длинные когти.
Марина задумчиво посмотрела на свои пальцы, и когти втянулись в них, рука стала совсем человеческая. Этой рукой она погладила сестру по плечу, и та вздрогнула от ледяного холода.
- Король примет вас, - проговорила старшая дочь Кришанов, выпрямившись и откинув за спину черные волосы. – Он чудный молодой рыцарь, его сердцу любезна мужеская и женская красота и ненавистно насилие… Расскажите ему, какие муки мы приняли от зверя. Матвей, король венгерский, и сам урожденный трансильванец – ему будет это близко и больно. Расскажите, каково пришлось от нашего князя Семиградью: и то же, что Колосажатель сделал с нашими землями, он сделает и со всем христианским миром, дайте срок!
- Неужели же тебя тревожит участь христианского мира? – недоверчиво рассмеялась Иоана.
- Мы все твари Божьи, - сказала Марина, хмурясь: как знакомо это было! – Я рождена с такою же душою, как и ты, моя добрая Иоана! И ты, придет время, будешь со мной – все вы будете!
Иоана перекрестилась.
- Ты хочешь сказать – уподобимся тебе?..
Марина изумленно и насмешливо заглянула ей в глаза.
- А ты себе царствия небесного ждешь? Да ты помнишь ли, что мы делывали на своем веку, сестрица?
Иоана похолодела.
- Царствие небесное заслужить надо, - Марина погрозила ей длинным пальцем с длинным когтем.