Осада

— Удивляюсь твоему спокойствию, Матвей Кузьмич… — Грузин говорил медленно, отчетливо произнося каждое слово. — А я вот волнуюсь, нервничаю. С тех пор как к нам в роту прибыло новое пополнение, у тебя не стало хватать на нас, старичков, времени. Вот и выходит, что в роте нет человека, с которым можно было бы поделиться своими думами…

Ефрейтор сделал небольшую паузу, попыхивая своей трубочкой.

— А почему вы не обратились сначала ко мне? — снова не выдержал замполит. — Товарищ капитан — человек занятой, а вот моя прямая обязанность как раз в том и заключается, чтобы помогать солдатам решать все те вопросы, которые у них возникают. Бояться меня нечего. В любой момент могли обратиться ко мне, а я бы передал вашу жалобу дальше, если бы сам помочь был не в силах.

Георгидзе шумно вздохнул и, вынув трубку изо рта, сказал:

— У твоего замполита, Матвей Кузьмич, еще краска на портупее не облупилась… И это плохо. Он ведь не знает, что происходит в роте, а дышит тем же воздухом, что и все мы.

Младший лейтенант как-то неестественно засмеялся, хотя голос у него, когда он заговорил, был довольно-таки злой:

— Не говорите глупости. Вас лично, ефрейтор, я несколько раз призывал к порядку. Я понимаю, что вам это не понравилось, однако это не дает вам права делать столь безответственные заявления.

Костров громко вздохнул и сказал, обращаясь к грузину:

— Я тебя слушаю.

Георгидзе кивнул и, не вставая с места, подался к капитану.

— Знаешь ли ты, Матвей Кузьмич, что у тебя за рота стала? Известно ли тебе, о чем в ней сейчас говорят солдаты? Понимаешь ли, что им надо сказать?

На миг стало тихо.

— А вы как считаете, что же именно нужно им сказать? — спросил замполит.

Однако Георгидзе ничего не ответил младшему лейтенанту.

Костров полез в карман за махоркой.

— Дай-ка мне бумажки, — попросил он своего заместителя.

Младший лейтенант вынул из кармана шинели клочок газеты и, протянув его капитану, снова обратился с вопросом к ефрейтору:

— Так что же нам следует сказать солдатам? После победного боя, когда они подбили четыре вражеских танка, что же им надо сказать?..

Вздернув вверх свои лохматые брови, Георгидзе не спеша ответил:

— Послушай меня, сынок, я тебе в отцы гожусь, так что не сердись, что так тебя называю… Эти фашистские танки вовсе не мы угробили, а наша артиллерия и «катюши», так что это совсем не наша заслуга, что они сгорели у нас перед носом. А если считать с сегодняшнего утра, то наша рота даже отошла на целый километр. Это, конечно, не такая уж большая беда: обстоятельства заставили — отошли. Но о какой победе тут можно говорить? И чью победу ты решил записать на наш счет?

Костров, видимо, сворачивал цигарку, так как бумага шелестела у него в руках. Младший лейтенант немного помолчал, а затем сухо сказал:

— На любые события не следует смотреть только с ротной колокольни.

— Это, конечно, так, — согласился с офицером Георгидзе; он несколько раз затянулся, чтобы трубка не погасла, а затем продолжал: — Это уже ошибка, хотя и небольшая, но, когда человек не обращает никакого внимания на обстановку, он совершает более опасную ошибку.

Костров закурил и, пряча цигарку в рукаве шинели, сделал несколько затяжек. Младший лейтенант снова заерзал на месте, не зная, как ему лучше скрыть свое нетерпение.

— В конце концов, куда вы клоните? — спросил он ефрейтора несколько раздраженным тоном.

— Хочу открыть тебе глаза, сынок, да и уши тоже. Но мне это почему-то не очень удается… — Встряхнув головой, ефрейтор продолжал: — Никак не удается, товарищ младший лейтенант. И все только потому, что вы (тут Георгидзе неожиданно перешел на «вы») не хотите ничего видеть и слышать… Вот, собственно, почему я и не желал обращаться к вам. — Слово «вам» ефрейтор произнес с особым ударением.

— Не заводись только, — недовольно заметил ротный грузину. — Поохолонь немного…

Георгидзе недоуменно пожал плечами, а про себя подумал: «Сам виноват, что допустил до такого, как будто все это тебя нисколько не касается».

— Не хочешь отвечать, Матвей Кузьмич?

— Что тебе ответить? — тихо проговорил ротный, посасывая цигарку. — О чем же думают солдаты в роте? Рассказывай…

Георгидзе вздохнул:

— Я чувствую недоброе, Матвей Кузьмич… Как бы нам битыми не оказаться. Фашисты во что бы то ни стало захотят прорваться на этом участке, а у нас в роте старых, обстрелянных солдат и десяти человек не осталось; солдаты из пополнения все зеленые, пороха они еще, можно сказать, совсем не нюхали… к тому же переоценивают силы противника, а если сказать проще, но точнее, боятся они фашистов. А что они слышат от нашего замполита? Только то, что перед ними находятся отборные гитлеровские части. И он это повторяет все время, хотя никакие это не отборные части и вовсе не гитлеровские…

Ефрейтор на миг замолчал.

— Объясните, почему… — сердито начал было замполит, но ротный перебил его.

— Пусть выскажется… — сказал он и чертыхнулся.