«Осада человека». Записки Ольги Фрейденберг как мифополитическая теория сталинизма

В тетради № XXVII после даты «5 августа 1947 года», которой Фрейденберг тогда хотела закончить свою хронику, находится «Оглавление» всех записок. Здесь значится общее название: «Пробег жизни». Часть 1 названа «Самое главное», с указанием (в скобках): «(1 тетрадь)». Очевидно, имеется в виду рассказ о ее детстве и юности, до университета, написанный зимой 1939/40 года (это две тетради, сшитые в одну). Часть 2, озаглавленная «Венок из укропа», по-видимому, относится к еще ненаписанной истории ее жизни «от поступления в университет до блокады». Часть 3 названа «Осада человека» и включает «9 тетрадей», посвященных блокаде. Часть 4, «Воспоминания о самой себе», посвященная послевоенной жизни, включает «7 тетрадей» (тетради № XXI по XXVII были уже написаны к этому времени), затем значится: «+ оглавление + послесловие».

«Университет разгромлен»

В течение всех послевоенных лет Фрейденберг документирует ход репрессивных кампаний в области культуры, начало которым было положено постановлением от 14 августа 1946 года.

Она пишет о том, как осуществлялись репрессии («[б]ыл создан специальный журнал для травли отдельного человека, „Культура и жизнь“»); о том, как создавалась «искусственная культур-изоляция»; о порче языка («полицейский эпический язык») и жанра («[e]динственный жанр который культивировался, была схематическая утопия»), и о многом другом53. Она отмечает изменение политической атмосферы: «В зиму 1947 года все эти черты сгустились до невозможности» (XXV: 64, 14–16).

Зимой 1948 года Фрейденберг вновь пишет, что «политические тучи сгущались»: «Настал момент, когда когти Сталина добрались до академических представителей. Преследованье науки приняло форму травли ученых» (XXIX: 7, 29). Она поясняет: «Полицейское заушенье, начавшись в вонючих охранных органах диффамации, как „Культура (!) и жизнь“, „Литературная газета“, перекинулось непосредственно в высшие учебные заведения и в научные институты» (XXIX: 7, 30). Фрейденберг приступает к подробной хронике «удушенья человека» в пределах университета, который является для нее моделью происходящего в стране: «Университет – это Россия в миниатюре» (XXIX: 5, 19).

***

Поясним исторический контекст. Главной темой репрессивных кампаний в области культуры и образования в послевоенные годы была борьба с западной культурой (позже вошел в употребление термин «космополитизм»). Историки связывают эту политику с обострившейся после Второй мировой войны идеей о «борьбе» двух систем или идеологий: «буржуазной», «западной» и «марксистско-ленинской», «советской». Принято считать, что этому способствовало столкновение с западными союзниками во время войны. Речь шла именно о продолжающейся войне как внутри общества («усиление классовой борьбы»), так и в международном масштабе («идейная война с капиталистическим Западом»)54.

По отношению к академическим учреждениям эти кампании включали в себя ревизию методологии гуманитарных наук и начались с нападок на филолога-компаративиста А. Н. Веселовского (1838–1906) и связанный с его именем сравнительно-исторический метод в изучении генезиса форм словесного искусства55.

Заметим, что пристальное внимание советского партийного аппарата к тонкостям подхода к литературе могло бы показаться странным. В самом деле, в чем может заключаться идеологическая опасность или подрывная сила того или иного поэтического стиля или метода в литературоведении? Советскому руководству всегда было свойственно высоко оценивать политическую значимость художественной литературы. Исходя из этого, можно предположить, что сравнительно-исторический метод, который рассматривал историю русской словесности как часть процессов «всемирной литературы», нес в себе угрозу космополитизма.

Как бы то ни было, имя Веселовского активно использовалось в качестве сигнала «низкопоклонства перед Западом» и «враждебного нам мировоззрения», а методология гуманитарных наук (в первую очередь, литературоведения) сделалась передовым фронтом в борьбе с «космополитизмом». В этом ключе проходили первые карательные кампании в Ленинградском университете.

Как мы знаем, это было только началом: предстоял разгром других наук и искусств, антисемитская кампания, а за проработками в университетах последовал и новый этап арестов и тюремных заключений.

В 1940‐е годы в Советском Союзе новый этап террора начался именно с того, что сегодня в западном мире мы называем культурными войнами. Кампании в области культуры и образования начались именно в области литературы и литературоведения, а первыми жертвами, наряду с писателями, стали преподаватели гуманитарных кафедр университета, подвергшиеся поношениям со стороны администрации и остракизму со стороны коллег и студентов за ошибки в методологии.

***

Еще не вполне понимая суть дела, Фрейденберг подробно описывает то, что происходит у нее на глазах на филологическом факультете. (Оговоримся, что ниже мы приводим только некоторые моменты из ее болезненно подробной и эмоционально напряженной хроники.)