«Нечем жить», но за всей жизнью, с ее страшными драмами, политическими и домашними, стоит неустанная работа, и даже в самые тяжелые времена Фрейденберг занимается наукой. В период с 1933 по 1940 год это ее исследование о поэме Гесиода «Труды и дни», работа теоретическая, делающая широкие обобщения о литературной форме. В тетради записок приведен написанный в марте 1941 года отзыв В. Десницкого, который не счел целесообразным эту работу печатать именно в силу ее теоретических положений, которые он проиллюстрировал серией афористических цитат из труда Фрейденберг. (Этот научный труд также остался ненапечатанным.) Именно из этих цитат, выбранных рукой недоброжелателя, читатель записок узнает о том, что работа Фрейденберг, выходя за пределы поэмы Гесиода, выходила и за пределы представлений о поведении человека «в обществе, в семье, на работе». Она писала о параллелизме политического, мифологического и этического планов, о переходе исторического в эсхатологическое, когда эсхатологическое учение принимает политическую форму, о взгляде на человека как на микрокосм, в котором, как в «Государстве» Платона, отразилось представление о государстве и о вселенной (XII: 95, 243–244).
Из этого описания очевиден параллелизм между работой Фрейденберг о «Трудах и днях» Гесиода и ее записками о собственных трудах и днях.
К весне 1941 года атмосфера террора, катастрофа в любви и неудача в науке привели ее к полному отчаянью:
Я обращала взор на всю эту сталинскую жизнь, лежавшую на земле голой и обесчещенной. Все всегда было отравлено в нашем быту; радости никогда не было; никогда завтрашний день не сулил надежды; все жертвы были напрасны.
И я уже жить не могла. Тленье входило в меня. Я мечтала о катастрофе и о непоправимом (XII: 95, 246).
Так Фрейденберг заканчивает свою «биографию» между 1917 и 1941 годом, написанную зимой 1948/49 года, чтобы заполнить лакуну в записках о своей жизни.
6. МИФОПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ОЛЬГИ ФРЕЙДЕНБЕРГ В КОНТЕКСТЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ ЕЕ ВРЕМЕНИ
Размышляя в своих записках над теоретическим значением происходящего, Фрейденберг думала в категориях и образах, которыми политическая философия оперировала начиная с Платона и Аристотеля, Макиавелли и Гоббса и вплоть до Арендт и Агамбена. В записках, на материале каждодневной жизни, подспудно разрабатывается мифополитическая теория сталинизма. Укорененная в бытовом опыте и развивающаяся день ото дня, это не теория-трактат, а теория-дневник, неотделимая от процесса переживания, писания и осмысления.
Задача этой главы – вычленить из толщи записок, подробно описанных в предыдущих главах нашей книги, те выводы и формулировки, которые можно считать положениями политической теории Фрейденберг, следуя при этом за развитием и формообразованием ее мысли.
Делая такие извлечения и обобщения, нам придется повторить кое-что из того, что уже было изложено выше. Здесь будут представлены и те итоговые выводы, которые Фрейденберг сделала в последних двух тетрадях.
Мы постараемся также связать Фрейденберг с тем, с кем она была разделена и о ком, по всей видимости, не знала. Соотечественница Фрейденберг филолог Лидия Гинзбург, жившая по соседству, в своих блокадных записках пользовалась сходными аналитическими ходами и пришла к сходным выводам90
. Поразительные сближения – и примечательные различия – имеются и между Фрейденберг и профессиональными политическими философами, работавшими за границей, прежде всего Ханной Арендт. Они сошлись и в фундаментальных выводах о природе тоталитаризма – так, обе считали, что при тоталитарной форме правления подавление и разрушение человеческой личности является самоцелью, и в мысли, что концлагерь можно рассматривать как лабораторию такого режима, и в понимании того, что сталинизм создал вымышленный мир официальных фикций, который следует разоблачить, и во многом другом. (Нет нужды говорить, что в своих научных трудах Арендт сделала и многое такое, чего не могла сделать Фрейденберг.)