Осень в Пекине. Рассказы

— А моя совесть? — спросил Птижан.— Король бабочек Бабуил...

— Играя с мячом, подбородок себе разбил!..— хором воскликнули остальные.

— Ладно,— сказал Птижан.— Раз вы знаете ритуал не хуже меня, можем пойти все вместе. Лично для меня так даже лучше, потому что в одиночку я чувствую себя прескверно.

Он высоко подпрыгнул и, сделав сальто в воздухе, приземлился на пятки. Распростертая вокруг него сутана была похожа на едва различимый на песке огромный черный цветок.

— Это входит в ритуал? — спросил археолог.

— Нет! — ответил аббат.— Это упражнение моей бабушки, когда она хотела незаметно пописать на пляже. Должен вам признаться, что на мне нет моих апостольских трусов. Слишком уж жарко. У меня и на это есть индульгенция.

— Вероятно, вам тяжело носить все эти индульгенции,— заметил Афанагор.

— Я переснял их на микропленку,— сказал Птижан.— Получился совсем маленький рулончик.

Он поднялся.

— Пошли!

Клод Леон обосновался в маленькой, кокетливо обставленной хижине из неокрашенного дерева. В углу главной комнаты находилось каменное ложе, другой обстановки в ней не было.

Кухня соединялась с комнатой дверью. В застекленное окно они увидели самого Клода. Обхватив голову руками, он размышлял, стоя у ложа на коленях.

— Ку-ку! — сказал, войдя, аббат.

Отшельник поднял голову.

— Еще рано,— сказал он.— Я досчитал только до пятидесяти.

— Сын мой, вы играете в прятки? — спросил Птижан.

— Да, отец мой,— ответил Клод.— С Лавандой.

— Ага...— произнес аббат.— Можно сыграть вместе с вами?

— Конечно,— ответил Клод, поднимаясь.— Сейчас я предупрежу Лаванду. Она будет очень рада.

Он вышел на кухню. Вслед за аббатом в комнату вошли Ангел, Медь и археолог.

— Разве при встрече с отшельником вы не творите специальных молитв? — удивилась Медь.

— О нет,— сказал аббат.— Особенно теперь, когда он целиком наш! Такие вещи годятся только для непосвященных. А мы следуем традиционным правилам.

Вернулся Леон в сопровождении великолепной негритянки. У нее было овальной формы лицо, тонкий прямой нос, большие голубые глаза и необычайно пышная рыжая шевелюра. Одета она была в черный лифчик.

— Это — Лаванда,— пояснил Леон.— Здравствуйте,— сказал он, завидев еще троих посетителей.— Как дела?

— Меня зовут Афанагор,— сказал археолог.— Это — Ангел, а это — Медь.

— Сыграем в прятки? — предложил отшельник.

— Сын мой, давайте поговорим серьезно,— сказал аббат.— Я должен произвести инспекцию. Чтобы составить отчет, мне нужно задать вам несколько вопросов.

— Не будем вам мешать,— сказал Афанагор.

— Вы совершенно не мешаете,— заверил их Птижан.— Это займет не более пяти минут.

— Присаживайтесь,— предложила Лаванда.— А мы пройдем на кухню, чтобы вы смогли поработать.

Цвет ее кожи в точности соответствовал цвету волос Меди, и наоборот, Ангел попытался представить себе, что будет, если их смешать вместе, и от этого у него закружилась голова.

— Вы нарочно это устроили,— сказал он Меди.

— Вовсе нет,— ответила Медь.— Я не была с ней знакома.

— Заверяю вас, это — чистая случайность,— сказала Лаванда.

Они прошли на кухню. Аббат остался наедине с Леоном.

— Итак? — спросил Птижан.

— Ничего особенного,— ответил Леон.

— Вам нравится здесь?

— Ничего.

— А как обстоит дело с осенением?

— Оно уходит и приходит.

— Мысли?

— Черные,— ответил Леон.— Но с Лавандой это простительно. Черные, но не мрачные. Черноогненные.

— Это цвет ада,— заметил аббат.

— Да, но внутри она вся из розового бархата,— сказал Клод.

— Правда?

— Чистая правда.

— Пикоти, пикота, хвост задери и вниз скакани!

— Аминь! — ответил отшельник.

Аббат Птижан задумался.

— Похоже, все в порядке,— сказал он.— Думаю, из вас получится подходящий отшельник. Нужно повесить у входа табличку. По воскресеньям к вам будут приходить люди.

— Буду рад,— сказал Клод Леон.

— Вы уже выбрали для себя, на чем подвизаться?

— Что?..

— Вам должны были это объяснить,— сказал аббат.— Стоять всю жизнь на столпе, или стегать себя пять раз на день, или носить власяницу, или грызть камни, или же круглые сутки проводить в молитвах и так далее, и тому подобное.

— Мне об этом не говорили,— сказал Клод Леон.— Можно подобрать что-нибудь другое? Мне кажется, во всем этом недостаточно святости, и потом, все это уже делали до меня.

— Остерегайтесь оригинальности, сын мой! — сказал аббат.

— Хорошо, отец мой,— ответил отшельник.— На какое-то время он задумался.— Я мог бы заниматься любовью с Лавандой.

Теперь настал черед аббата серьезно задуматься.

— Лично я не вижу этому никаких препятствий,— сказал он.— Но подумали ли вы, что вам придется делать это каждый раз, когда у вас будут посетители?

— Мне это доставляет удовольствие,— ответил Клод Леон.

— Тогда согласен. Действительно — розовый бархат?

— Действительно.

Аббат вздрогнул, и волосы на его шее встали торчком. Он провел рукой по низу живота.

— Сногсшибательно! Это все, что я могу вам сказать. Я пришлю дополнительный запас консервов через Фонд Помощи Отшельникам.

— О, у меня их достаточно! — ответил Клод.

— Они потребуются вам в большом количестве. У вас будет немало посетителей. Здесь строится железная дорога.