Осень в Пекине. Рассказы

Аббат Птижан не унимался.

— Я не любопытен,— произнес он,— но очень хотелось бы знать, прав ли он.

— Должно быть, у него есть такой опыт,— сказал Афанагор.

Медь сжала руку Ангела в своих крепких пальцах.

— Мне хотелось бы побыть с вами,— призналась она.— Возможно, в конце концов вы обретете душевный покой.

— Вряд ли это мне поможет,— ответил Ангел.— Конечно, вы очень красивы, и я с удовольствием это сделаю. Но это только одна сторона.

— Вы думаете, что меня вам будет недостаточно?

— Трудно сказать,— ответил Ангел.— Мне нужно избавиться от мыслей о Рошель. Это невозможно, потому что я люблю ее, но именно от этих мыслей нужно избавляться. Наверное, вы сможете мне помочь, но сейчас я в отчаянии, и мне трудно что-либо сказать наверняка. После Рошель для меня наступит мертвый период, и очень жаль, что мы познакомились именно в это время.

— Я не требую от вас чувств,— сказала она.

— Они могут вспыхнуть, а могут и не вспыхнуть, и вы никак не сможете повлиять на сей процесс. Я должен прийти к этому сам. Как видите, чувство, которое я испытываю к Рошель, победить не удалось.

— Вы были недостаточно настойчивы.

— Все перепуталось у меня в голове,— сказал Ангел.— Я только недавно начал разматывать этот клубок. Возможно, большую роль играет катализирующее влияние пустыни. В будущем я также рассчитываю на желтые рубашки профессора Жуйманжета.

— Он оставил их вам?

— Обещал оставить.

Он взглянул на Птижана и археолога. Они двигались вперед широкими шагами на вершине дюны, к подножию которой только что подошли Медь с Ангелом. Птижан, жестикулируя, что-то объяснял, затем они начали спускаться и вскоре исчезли из виду. Углубление в сухом песке влекло к себе, и Ангел вздохнул.

Медь остановилась и легла на песок. Продолжая держать руку Ангела, она привлекла его к себе. Как всегда, на ней были только шорты и рубашка из легкого шелка.

XV

Амадис заканчивал диктовать письма, а Рошель — записывать их, и ее движения отбрасывали на стены большие шевелящиеся тени. Он закурил сигарету и откинулся в кресле. Справа на столе собралась большая стопка готовых к отправке писем, но 975-го не было уже много дней, значит, почта уйдет с опозданием. Амадис из-за этого нервничал. Необходимо было принять определенные решения, передать отчет, заменить, возможно, кем-то Жуйманжета, попытаться разрешить проблему с балластом и уменьшить зарплату персоналу, за исключением Арлана.

Он подскочил, потому что здание вдруг сотряслось от сильного удара. Взглянув на часы, он улыбнулся. Все началось вовремя. Карло и Моряк приступили к разборке гостиницы. Та часть, где работал Амадис, и та, где находился Анна, должны были остаться нетронутыми. Полному разрушению подлежала только середина, где располагалась комната Баррицоне. Частичному — комнаты Жуйманжета и интерна. Комнаты Рошель и Ангела тоже оставались в неприкосновенности.

Удары сыпались теперь по три, с определенными интервалами, и было слышно, как вперемешку со звоном стекла на пол ресторана сыпались камни, строительный мусор и гипс.

— Отпечатайте все это, потом посмотрим, что делать с почтой. Нужно найти какой-то выход.

— Хорошо, мсье,— сказала Рошель.

Она отложила в сторону карандаш и открыла пишущую машинку, которая, нагревшись под чехлом, съежилась от соприкосновения со свежим воздухом. Движением руки Рошель успокоила ее и приготовила копировальную бумагу.

Амадис поднялся. Чтобы размяться, он подрыгал ногами и вышел из комнаты. Рошель слышала его шаги на лестнице. На какую-то минуту ее взгляд вперился в пустоту, а затем она принялась за работу.

Внизу большой зал был полон гипсовой пыли, в которой Амадис различил силуэты двух человек исполнительного персонала, с усилием поднимавших и опускавших тяжелые молоты.

Он прикрыл нос и вышел из гостиницы через противоположную дверь; снаружи он увидел Анну, который курил, держа руки в карманах.

— Здравствуйте!..— ничуть не смутившись, сказал Анна.

— А как же работа? — сделал замечание Амадис.

— Думаете, возможно работать в таком шуме?

— Не в этом дело. Вам платят за то, чтобы вы работали в кабинете, а не разгуливали, засунув руки в карманы.

— Я не могу работать в таком шуме.

— А Ангел?

— Я не знаю, где он. Думаю, прогуливается с археологом и священником.

— Работает только Рошель,— сказал Амадис.— Вам должно быть стыдно, и не забывайте, что этот факт я доведу до сведения Административного Совета.

— Она делает механическую работу. Ей не нужно думать.

— Если вам платят за работу, вы должны, по крайней мере, делать вид, что ее выполняете,— сказал Амадис.— Поднимитесь к себе в кабинет.

— Нет.

Амадис подыскивал слова в ответ, а у Анны было какое-то непривычное выражение лица.

— Вы сами тоже не работаете,— сказал Анна.

— Я — директор. Я должен следить за работой других, в частности, за ее исполнением.

— Вы вовсе не директор,— возразил Анна.— Нам хорошо известно, кто вы на самом деле. Педераст.

Амадис осклабился.

— Можете продолжать в том же духе, меня это не оскорбляет.

— В таком случае, я не стану продолжать,— сказал Анна.