Осенняя антиутопия

- Ничего такого, что действительно шло бы вразрез с учением Церкви, Владимир не сказал на моей памяти ни разу. В отличие от всех прочих членов нашего "дискуссионного клуба", включая тебя, Ольга. Да, он любил парадоксальные высказывания, любил задавать каверзные вопросы и несколько раз серьезно сажал меня в лужу. Бывало и наоборот. Но наши споры, как бы сказать... Он умел спорить так, чтобы при этом рождалась истина: более глубокое понимание ранее известного или новые вопросы. По нынешним временам это редкостный дар. А что до его внешнего как бы юродства, до того, что никто не воспринимал Володю всерьез - Бог хранит своих праведников от много, в том числе, и от ненужной славы...

Я потом долго думала над Никитиными словами - и как-то совсем по-новому увидела Волькину, на первый взгляд, непутевую жизнь и дурацкую внезапную кончину. Самому Никите Бог не дал легкой и быстрой смерти. Воспоминания о его уходе, о страшном предсмертном борении до сих пор рвут мне душу. Я страшно виновата перед ним, и вряд ли искупила свой грех до конца. Память о Вольке светла. К печали по ушедшему не примешивается тень вины. Видится он мне белой птицей, неуклюжей на земле и стремительной, легкой, когда настало, наконец, время взлететь. Верю, что они, эти дорогие мне люди, уже встретились там, где нет ни болезней, ни скорби, ни зла. Где-то я сама буду...

У столовой, словно садистское пожелание "приятного аппетита" - трупы. Утром я их не заметила - шла с другой стороны. Женщина и совсем молоденький парнишка. Вороны успели изрядно поклевать лица, хорошо хоть по осеннему времени почти нет мух. На груди у каждого - табличка: "Я больше не буду злостно уклоняться от лечения". Беглецы. Каким-то образом сумели разомкнуть ошейники и просочиться сквозь оцепление. Пытались на угнанной машине добраться до ближайшего большого города. Убиты при задержании.

Третий участник и главный вдохновитель побега взят живым. Когда машина перевернулась, ударился головой и потерял сознание, только поэтому. Он сидит рядом, на скамейке, с такой же табличкой на груди, как у погибших - его жены и сына. По облику судя - бывший спецназовец, крутой мужик. Но теперь его лицо неестественно спокойно, а глаза пусты. Руки, которые наверняка могли сгибать подковы, мирно сложены на коленях. Он подробно и обстоятельно рассказывает всем желающим о перипетиях неудачного побега. Я вспоминаю, что уже слышала этот рассказ: он повторяет его слово в слово, как попугай или магнитофонная запись. Смотреть на живого беглеца страшнее, чем на убитых. Их просто лишили жизни, его - стерли. Превратили в куклу и выставили на всеобщее обозрение. Даже ошейника надевать не стали: безопасен, "лечение" благополучно закончено.

За обедом кусок не лезет в горло, хотя еда - без дураков - вкусная. Отнесла поднос, вышла на улицу, побрела, куда глаза глядят. Ноги и воспоминания сами завели меня на тот хилый мосток, где то ли во сне, то ли на яву прощались мы с Никитой.

Таволга давно отцвела, заморозки раскрасили ее резные листья в янтарь, медь и золото. А крапива почернела, будто кипятком ошпаренная. Еле живой ручеек кое-как пробирается между ржавых притопленных железок, палок, пластиковых бутылок. Темная вода - как сама печаль: она не отражает неба.

Что было бы, если бы я не заколебалась тогда? Если бы с молитвой и верой, превозмогая все страхи, пошла за монахами в храм? Сгинула бы по пути, или тот теплый ласковый свет был готов принять и меня тоже? Чтобы наутро санитары отволокли в морг не одно, а два тела, и все мои мучения закончились раз и навсегда... Но тогда бы Дарья осталась одна. Никто не увел бы ее с той окаянной скамейки, не заботился о больной, не передавал вахту воспоминаний.

А так ли уж я ей нужна? Вот, мы с Никитой держались друг за друга, а получилось только хуже. И на свой последний бой он все равно вышел один. Я верю, верю, верю, что он победил! Иначе...

Отрываю взгляд от темной замусоренной воды. Нет ничего бесполезнее запоздалых сожалений. Пусть я уверена, что совершила ошибку. Хотя, возможно, это был просто сон: "Как в анекдоте про Фрейда, да?" Кстати, самого анекдота так до сих пор и не знаю. Итак, я совершила ошибку. Запомним на тот случай, если еще раз подвернется похожий выбор. Но теперь надо жить с тем, что есть. Все. Дабат. Откуда я подцепила это чудное словечко?

По большому счету, не в сожалениях дело. Страх гадюкой шевелится под ложечкой. Я ведь чувствую, что ждет меня напоследок что-то такое же, как у Никиты. Слишком хорошо помню, как его стирали. Помню и то, как сама чуть не полезла в петлю. Да что значит "чуть": полезла. В том, что я ее не затянула до конца, нет моей заслуги, только Божья милость.

Сегодняшний спокойный и солнечный день - быть может последний день уходящего бабьего лета. Быть может, последняя моя передышка перед...