– Я думаю, что любить, как и страдать, могут только люди с большой душой, умеющие чувствовать и понимать себя. Иначе это одержимость.
– Ну да.
Вера опустила глаза в тарелку. Интеллектуальная изоляция из-за лени Матвея или собственной нелюдимости порой гнула ее.
– Страсть угасает не потому что так положено, а потому что люди устают от взрослой жизни, никчемной, наполненной вещами, которые им не нравятся, размениваются. Распускаются.
– О чем ты?
– Что, уже нельзя порассуждать?
– Порой лень рассуждать. Хочется ерунды.
– Попробуй.
– Можем посплетничать об Артуре.
– А что с ним?
– Ты никогда не думала, что он может жениться?
Вера прыснула.
– Не в этой жизни.
– Почему?
– Потому что он, как настоящий рыцарь, до конца будет предан даже не даме сердца своего сеньора, а самому сеньору. Может, в этом есть глубоко запрятанная тяга к мужеложеству.
– Или неуверенность в том, что он что-то значит вне контекста салона…
– Он сам разрушил все свои романы. Потому что ни одной женщине не захочется быть второй или третей после вас с Ярославом.
– Тем не менее, представь, если он уйдет от нас.
Вера задумалась. И почувствовала, как у нее слегка защемило сердце. Действительно, безотказный Артур, всегда бегущий на помощь… Но собственные спутанные мысли перекрыли эти.
Вера подзабыла, как единение с Матвеем помогало ей прочувствовать себя и даже с собой примириться. Тогда это казалось второстепенным на фоне вспыхивающих чувств, даже недостойным возвышенных мыслей о Ярославе. Понимая их нежизненность, Вера не отказывалась от них. Она принимала как должное то, что было недоступно почти всем женщинам ее времени, запертых в ужасе тяжелой домашней работы – заботу и альтруизм. Это не мешало подпитке червячка внутри, напоминающему о союзе родителей и подзуживающему, что брак удовлетворяющим быть не может.
Еще не отойдя от тумана совершаемого, Вера ощутила себя униженной и запятнанной. А перед Матвеем хотелось оставаться чистой, потому что именно такой он ее и видел. Ярослав оказался живым, как и все остальные… И другим.
Тот же шарм, что с эпохой Виардо… Тот же шарм, что с любой жизнью, управляемой молодыми, которых не травят бесконечным морализаторством. Безумие эпохи Танго – раскрепощение вкупе с необразованностью и продолжающимися предрассудками. Но фантазии не хватало сока. И Вера пыталась принять урок. Сердце ее ныло все реже и короче. Стык иронии, смеха и трагедии сопровождал те дни.
31
Вера теперь мало думала о Ярославе. Ей словно хотелось передышки. Неприятное разрастающееся дрожью в груди чувство не давало желанного успокоения. Ей нужна была душа, а он мог дать ей лишь тело и считал это вершиной человеческих взаимоотношений. В попытке обмануть себя, перебить проклятую всевиденность разума она оказалась слепа.
Вере пришлось признать, что она не получила того удовольствия, на которое рассчитывала. Она ощущала какую-то раздирающую пустоту глупого поступка. Ей будто плюнули в душу в момент, о котором она грезила. Они оказались не нужны друг другу и годились только на роли быстро устающих друг от друга любовников.
Ярослав думал только о собственном удовлетворении, и подобный расклад был абсолютной неожиданностью – Вера не знала, что может быть иначе, чем с Матвеем. Ярославу явно недоставало нежности Матвея и его готовности дарить.
Вера полагала, что ей понравится свежий глоток – пройти через те же вехи, но с другим человеком… Но нет. Она слишком привыкла к хорошему мужчине, чтобы терпеть типичного. Вере стало гадко, что и она подарила ему ощущение собственной всесильности. Они дарили ему сознание собственной всесильности. Хотя все это и нужно было прикрыть игрушечной охотой.
Обман ощущений… Как часто в жизни нас морочит все подряд, даже собственные чувства. Мы думаем, раз чувства – то это стихийное, самое правдивое. Но на свете нет ничего истинного, не поддающегося опровержению, потому что все относительно, все субъективно. Мы считаем, что есть что-то верное и подходящее для нас, но ошибаемся на каждом шагу и относительно себя, и в особенности относительно других. Поэтому обречены любые сплетни, предложения, выводы, домыслы, а особенно советы. До чего-нибудь стоящего можно добраться либо сквозь дебри рефлексии, либо научившись направлять собственную интуицию в верное русло. Познать себя – и понятно станет остальное. Вернейший и недостижимый способ не увязнуть в белиберде существования.
32
Подходя к своей квартире, она в этой дымке тумана и вылетающего изо рта пара едва различила шагающего семимильными шагами Ярослава. Вера замерла. Она не хотела, не могла говорить с ним сейчас. Это было слишком странно, слишком пугающе реально после минут тихого пребывания наедине с собой в серости вдохновения.
Куда, от кого он шел? Ее тоскливо-безотчетный ангел, ускользающий от нее по ее же воле. Желанием какой-то договоренности, совершенности было окликнуть его. Но эмоций не хотелось так, как вхождения в прежнее.