— Есть доложить обстановку! Итак, докладываю! Сегодня ночью, в двенадцать ноль — ноль по киевскому времени, Роман Дмитриевич Дискалюк, ваш младший сын, воспользовавшись тем, что его отец в отъезде, извлек ключи из тайника от автомобиля «Вольво», сел за руль, будучи в состоянии наркотического опьянения, развил большую скорость, совершил наезд на пешехода — десятилетнюю девочку, на крутом повороте. Ниже Рахова машина несколько раз перевернулась. Он был выброшен, вылетел через лобовое стекло, получил травму головы и перелом позвоночника. Не сразу удалось вызвать «скорую». Люди что видели это, про себя говорили: пущай полежит на камнях, стервец, он до смерти нам надоел. Девочка уже скончалась, а ваш сын в реанимации. Врачи делают все, чтобы спасти ему жизнь.
— О Боже! за что мне такое наказание? час от часу не легче. Давайте срочно поедем. Еще двадцать километров до больницы.
Он бросился к машине, смутно повернул уже вставленный ключ, нажал на педаль и помчался по направлению к городу, где недалеко от его резиденции, Белого дома, или Осиного гнезда, находилась районная больница.
33
Он, как вихрь влетел в палату, где лежал Роман, не приходя в сознание. Мать склонилась над ним, она не плакала, не голосила, а только всхлипывала. Громко рыдать не было сил. Она безразлично отнеслась к тому, что появился отец ее сына. Сестры Револы не было. Она не вернулась из школы в первой половине дня, когда произошла беда с Романом.
Подбежал главврач Ширинкин (Богачек уже работал главой администрации в Тячевском районе) и стал перечислять травмы, полученные Романом в автомобильной аварии.
— У Романа очень серьезные травмы и все наши врачи пришли к выводу, что все закончится летательным исходом. Я выражаю вам свои сочувствия. Что скрывать, утешать просто нет смысла. Долг врача всегда говорить правду. Ваш едва ли выживет. На это мало надежды.
— В областную больницу и немедленно! — распорядился Дискалюк. — Я сейчас позвоню господину Бамбалоге. Он мобилизует лучших врачей. Давайте, готовьте его, живо!
— Он не вынесет дорожной тряски. Вы сможете доехать с ним только до Бычкова, не дальше. Зачем приносить мальчику лишние страдания? Каждое движение для него мука, — сказал Ширинкин. — А вдруг наступит улучшение? Если надо будет, мы отвезем его на своей специально оборудованной машине. Он должен находиться в горизонтальном положении, а ставить его в другую позу просто недопустимо.
— Я не выпущу его из Рахова, — заявила мать и простерла руки над его кроватью.
— Спасите моего сына! Если вам это удастся, я вознагражу вас. Вам всю жизнь не надо будет работать, — вы понимаете меня?
Глава района впервые выглядел на людях беспомощным, растерянным и готовым на любое непредсказуемое действие.
— Мы… я постараюсь сделать все возможное и невозможное, Дмитрий Алексеевич. Я сам отец и понимаю вас, как никто другой, можете мне верить, — заверял главный врач Ширинкин.
Начальник милиции Ватраленко тоже стоял за дверью, не смея войти в палату, и только прокашливался. Он знал, что получит нагоняй от хозяина района, потому как работники ГАИ должны были предупредить эту аварию. Во всяком случае, могли. А коль могли, то и обязаны были. Если бы стояли на своих постах с жезлом в руках, если бы регулировали движение автотранспорта, но они ленились, доказывали, что торчать на въезде и выезде из Рахова, как пенек среди поля, не имеет смысла. Их доводы поддержал начальник ГАИ Пукман и, в конце концов он, Ватраленко, махнул на эту проблему рукой.
Когда ушел главврач и бригада врачей вслед за ним, Ватраленко на цыпочках вошел в палату и остановился за спиной Дмитрия Алексеевича.
— Дышит равномерно, но слабо, — произнес он тихо, но отец пострадавшего не повернул головы. — Если прикажете, я смещу начальника ГАИ за недостатки в идейно политической работе среди личного состава.
— К чему это? О чем ты говоришь, полковник?
— Я так, я так. Просто я думаю: надо кого-то наказать за это происшествие, вот и пришел посоветоваться.
Дмитрий Алексеевич даже не посмотрел в его сторону, а только показал пальцем на выход. Ватраленко, ступая, как можно мягче по паркету, скрылся за дверью и на радостях побежал домой продлевать сон. Некоторое время спустя, врачи снова пришли и определили, что у больного началась агония. Они забегали с флаконами, шприцами, начали давать уколы, но ничего уже не помогало.
Роман скончался в четыре часа пополудни в присутствие отца, матери и склоненной над ним сестры Револы.
Жители Рахова восприняли эту смерть с некоторым безразличием, если не сказать с облегчением, поскольку отныне, как они надеялись, никто не станет развивать такую бешеную скорость на иномарке по одной — единственной центральной улице города, где прохаживаются жители, начиная от подростков и кончая стариками.