Осиное гнездо

Абия была одна у родителей. В 1950 году отца забрали работники НКВД, а мать изводилась в ожидании писем, но ни одного письма отец так и не написал, отчего можно было сделать вывод, что с ним покончено, как с врагом народа. Мать не вынесла такой счастливой жизни и спустя два года после ареста мужа, тяжело заболела и умерла: горе раскаленным утюгом прошлось по семье Дурнишак. Ей в это время было тринадцать лет. С трудом окончив среднюю школу, Абия повесила массивный замок на деревянную дверь, а сама уехала во Львов с аттестатом на руках. Здесь ее приняли в пединститут, как бандерку, хотя члены приемной комиссии и словом не обмолвились об этом, зная, что любой вуз в восточной части Украины не принял бы дочь врага народа на обучение, даже если бы она сдала все экзамены на круглые пятерки. Уже на третьем курсе Абия поняла, что Украина разделена коммунистами на две части — восточную и западную и это разделение было довольно эффективным: восточные украинцы без зазрения совести презрительно называли западных украинцев бандерами, подразумевая под этим словом что-то второсортное, неполноценное и, главное, враждебное. Абия сочетала обучение в институте с должностью дворника: надо было как-то выжить. Она добросовестно подметала улицы и орудовала тряпкой на лестничных площадках многоэтажного дома. Все шло хорошо. За исключением одного: внешность бедной студентки — горянки не заставляла трепетать мужские сердца. Это было так жалко и так обидно до тех пор, пока обида не перешла в гордость. Гордость превратилась в некий щит, им стало удобно прикрывать уязвленное самолюбие. Абия стала недоступной, как отвесная скала. Студент Карась, широкоплечий, но низкого росту, у которого всегда дурно пахло изо рта, пытался, было ухаживать за Абией, но она в довольно грубой форме дала ему от ворот поворот, и крышка ее судьбы захлопнулась.

Она и сейчас вспомнила этого студента, спустя почти тридцать лет.

57

Сейчас она почти бежала по обочине дороги, чтобы не околеть от сырости и холода, излучаемого Тисой, и думала о том, что если бы она тогда не была такой дикаркой, может, ее судьба сложилась бы иначе. Кто знает, на что был способен этот коротышка Карась? Мужчины низкого роста, испытывая некий груз неполноценности, поневоле вырабатывают в себе доминанту компенсации и достигают вершин на общественном поприще. Взять хотя бы Наполеона и Сталина. Коротышки оба, а какие великие.

Дождик так же моросил, а на выходе из великого микро городка стоял деревянный покосившийся столб, увенчанный ночным фонарем с едва мерцающей лампочкой. А дальше тьма, как в строительстве светлого будущего. Страх обуял госпожу Дурнишак и она ступала, погружаясь в жижу ни жива, ни мертва. Ее слегка покосившийся домик был уже недалеко и ждал свою хозяйку в любое время дня и ночи. Как только она открыла калитку — страх как рукой сняло, и теперь чувство оцепенения сменилось чувством голода. Слава Богу, в холодильнике осталась отварная картошка еще с утра и две котлеты. Как только она вошла, домик ожил, засиял электрическим светом, а вскоре из дымохода стал выползать дым, разносимый во все стороны ветром. Чугунная плита быстро наполнила дом теплом и создала уют. Разогрев картошку и две обугленные котлеты, госпожа Дурнишак хорошо покушала и запила ужин чаем. Уже собиралась лечь в постель, как на шоссе раздался грохот, а затем непрерывный гул автомобиля.

«Это авария, — решила Дурнишак, — пойду, посмотрю, а вдруг человек умирает, помощь ему требуется». Она быстро оделась, выскочила на улицу с фонариком в руках и быстро спустилась к дороге. О Боже! Да это же машина самого Дмитрия Алексеевича. «Ауди» пепельного цвета. Ни у кого такой машины нет. Мотор все еще работал, хоть передок, уткнувшись в отвисшую каменную скалу, казалось, смят в гармошку. На руле повис сам Дискалюк. Струйка крови катилась по правому виску.

— Что с вами, мой дорогой? — Дурнишак ухватилась за ручку двери и изо всей силы потянула на себя. Дверь с трудом открылась, Абия обняла и стала ощупывать своего знаменитого начальника.

— Иде я? Кто здеся шелупонит? Уйдите к ядреней Фене! Это ты, Оксанко? Все из-за тебя, предательница, — лепетал раненый и попытался достать платок, чтоб вытереть струйки крови, катившиеся вдоль висков.

— Не двигайтесь! Почему работает мотор? Выключите мотор, не то мы очутимся в Тисе, а там вода холодная, сожмет и парализует мышцы, а это каюк, понимаете?

— Кто ты есть, признайся, — спросил Дискалюк, поворачивая ключ влево в системе зажигания.

— Я Абия, ваша рабыня.

— А, Дундушак! понятно. Тогда дай мне руку. Мне нужна скорая помощь.

— Я сама вам ее окажу, не волнуйтесь. Пойдемте, я здесь живу рядом, два шага и мы в тепле. Я уступлю вам свою кроватку, отлежитесь: завтра все равно выходной. А с машиной что-нибудь придумаем.

— К черту машину! Мне ее надо столкнуть в реку и баста, — сказал он, пытаясь выбраться из машины.

— Как можно? Такой машины ни у кого нет, — щебетала Абия.