— А что толку возражать? Если бы я могла выложить пятьсот долларов — тогда и возражать можно было бы, а так, чего зря глотку драть? И потом, Пицца принес мне пять бутылок «Скачевки», я назюзюкалась вусмерть, расплакалась, и на том дело кончилось. Только желудок у меня после этой «Скачевки» болит. Запрети ему производить эту гадость, а то мои дети подрастут — отравятся.
— Вызови этого Скача на беседу еще раз, — сказал Дискалюк Мавзолею. — Надо прекратить это безобразие. Ведь было же массовое отравление в районе. К черту его подачки.
— Я к нему Шушняка пошлю, он начальник налоговой инспекции, пусть разбирается с ним, — сказал Мавзолей.
— Ты что — не знаешь Шушняка — мздоимца? Брось ты это.
— Как учено вы говорите! гы-гы-гы! — не удержалась Мария.
— Вот что, гражданочка Курганова, мы окажем вам единовременное пособие из фонда помощи остро нуждающимся, ну, скажем в размере ста гривен, а вы потом обратитесь в комитет по безработице в Бычково, есть у нас такой, и будете получать пособие по безработице, — вы ведь не работаете, правда? Может, оказать вам помощь по трудоустройству?
— В этом нет нужды. Я работаю этим местом, откуда растут ноги, гы-гы-гы! — изрекла Мария, доставая еще одну сигарету из пачки Дискалюка, а потом взялась задирать юбку. Мине мать−героиню подавай, я еще лет двадцать поработаю в постели и нарожаю защитников родины, а ты предлагаешь мине трудоустройство. На кой хрен это мине нужно? Хошь, поработаем вдвоем?
— Гражданочка, держите себя в руках, вернее опустите руки. Заголять юбку будете в другом месте, — тараторил Мавзолей, делая квадратные глаза.
Дискалюк нажал на кнопку пульта.
— Слушаю вас, Дмитрий Алексеевич, — пропищала госпожа Дурнишак, — я собиралась зайти к вам, если вы можете мне уделить минутку внимания.
— Заходите.
61
Абия Дмитриевна вошла кавалерийской походкой в темной юбке ниже колен и модной обуви. Пышные темные волосы (искусственные) украшали ее голову, щеки вздулись, лоснились, второй подбородок немного отвис, бедра раздались, как после родов, лицо озарялось жизнерадостной улыбкой.
— Абия Дмитриевна, — обратился к ней Дискалюк, — сделайте так, чтоб эта женщина, мать одиночка, у которой целое отделение будущих защитников нашей великой и не залежной Украины от разных отцов, получила сегодня же, без каких-либо проволочек, единовременное пособие в размере ста гривен. Об исполнении прошу доложить мне лично. Есть ли еще вопросы, гражданка Курганова? вы слышали, что я сказал только что: есть ли какие сомнения у вас?
— Какие могут сумления? это же в ваших интересах: бросить мне кроху, как собаке, шоб я от вас отвязалась, а самим потом творить всякие темные делишки в виде продажи земельки. Только сто гривен это оченно мало. Подбрось-ка ишшо столько же! — Мария опять схватилась за пачку, но Мавзолей схватил ее за руку, как вора, пойманного с поличным.
— Ну, знаете? всему есть предел. Не кажется ли вам…
— Х. тебе в рот! — загрохотала Мария и ткнула ему скрученную дулю прямо в нос.
— Надо милицию вызвать, — предложила Дурнишак, — это хамство чистой воды.
— Давайте проявим выдержку, — спокойно сказал Дискалюк, — в конце-концов, это издержки демократии. Я думаю, что не только мы, но и в самом Киеве с подобным сталкиваются.
— Я видела по телевизеру, как депутаты дубасят друг друга, а почему мы, маленькие люди, должны сидеть, в рот воды набрав? Вот я чичас как двину этой упитанной индюшке между глаз, так она ногами накроется, — произнесла Мария, приподнимаясь. Госпожа Дурнишак отодвинулась вместе со стулом и втянула голову в плечи.
— Дмитрий Алексеевич! да я с места не двинусь вместе с этой ведьмой, — решительно заявила Дурнишак. — Что она себе позволяет в Белом доме? Да я пожалуюсь Мадлен Олбрайт, и немедленно. Позвольте мне уйти. Но без нее, одной.
— Ну, вот что, — так же спокойно сказал Дискалюк и выдвинул ящик стола, — вот вам сто гривен, только, пожалуйста, уходите, у нас много работы: заседания, совещания, комиссии, в том числе и по таким вопросам, как вы только что перед нами поставили.
— Гы-гы-гы! — Мария взяла пять бумажек по двадцать гривен, скомкала их и уставилась на Мавзолея. — И ты давай! Ну? Раскошеливайся, пока не поздно.
Мавзолей вынул сто гривен и положил перед просительницей.
— А ты, жирная крыса? — Мария перевела взгляд на госпожу Дурнишак. — Я отселева не выйду, пока не отдашь… ну хошь пятьдесят гривен, черт с тобой, поскольку ты баба.
Дурнишак уставилась на своего кумира Дискалюка, тот слегка наклонил голову в знак согласия. Дурнишак извлекла пятьдесят гривен из кошелька.
— Ну, спасибо, миленькие, а теперь покедова. Я вернусь через месячишко. Я вам могу оставить свой плакат… в знак благодарности.
Мария ушла. Она оставила десять гривен дежурному милиционеру на первом этаже, моргнула ему и направилась в винно-водочный магазин через дорогу.