Напротив ее сетки, где она лежала и днем и ночью, стоял шкаф без одной створки, забитый всяким барахлом, в том числе и деталями от трактора. Это еще сын Митя оставил. Он сейчас в Коми со всей семьей, приезжал года три тому, когда Аксинья еще уверенно ходила собственными ногами и могла сидя за столом выпить не одну рюмку водки. Боже! да это же было почти три дня тому. Как это так быстро могла нагрянуть беда — страшная, непоправимая, неотступная и немилосердная. Сердце у Аксиньи замирало от страха перед будущим, особенно, когда наступали сумерки, и гасла единственная лампочка, висевшая под потолком без абажура. Но, пока стояли теплые ночи, она накрывалась дерюгой до подбородка, долго смотрела в потолок и засыпала, куда-то проваливалась в сны. Но сны были не такие как молодости, полные романтики и всевозможных приключений, а тяжелые, безысходные, связанные с потерями и крушением надежд. Обычно она бродила по подземным переходам, спускалась по горным тропам, отставала от транспорта, тонула в воде, непременно в каком-нибудь болоте, звала на помощь, кричала, сколько было сил, и просыпалась, реально сознавая, что она в очередной раз помочилась во сне.
Как-то в теплый солнечный день в начале октября, она с трудом выползла на улицу и опираясь на палку, присела на деревянную лавочку у стены с южной стороны дома. Солнце грело, но не пекло. Дочь Мария находилась в загуле и уже третий день не являлась домой. Внучата, кто был постарше разбрелись по соседям, а трое самых маленьких пищали голодные с самого утра, а потом и заснули, кто где.
Аксинья сидела на лавочке, купаясь в теплых лучах осеннего солнца, подтянув юбку до колен, чтоб грелась левая нога с посиневшей кожей у щиколотки. Покой на душе и сердце как бы отогнал, вернее отодвинул физические недуги и Аксинья, как и всякий человек, у которого ничего больше нет, кроме воспоминаний о прошлой жизни, погрузилась в яркие картины прошлого, недавнего прошлого, которые воспроизводились в ее мозгу, как кинолента воспроизводит события на экране.
65
С молодых лет она страдала страшным недугом — бешенством матки. Она и сама не знала об этом, потому что ни разу не показывалась врачу и ни с кем не советовалась. Еще в шестнадцатилетнем возрасте она затащила соседского мальчика в кровать, сняла с него штанишки, с любопытством рассматривала то, что в ее воображении рисовалось, чем-то другим, более масштабным, более красивым по форме и более требовательным по содержанию. Но несмотря на некоторое разочарование, ей захотелось ввести это в себя, в свое огненное место, с позывом которого она просто не могла справиться. И она почти заставила мальчика сделать попытку стать настоящим мужчиной. Но мальчишка не оправдал ее надежд: ему едва исполнилось двенадцать лет.
— Э, нет, мне нужен ровесник, а то и постарше, и я найду его, разобьюсь, но найду, — сказала она себе. И действительно вскоре нашла. Высокая, стройная, с длинными красивыми ногами, широким бюстом и узкой талией, хоть и не красавица лицом, она возбуждала в мужчинах страсть, притягивала к себе словно магнитом и если закидывала удочку, то на нее попадался всякий, кто ходил в штанах. Ее первый мужчина, которого она покорила, а затем и поработила в постели, жил в другом селе, в двадцати километрах от дома ее родителей. Он готов был жениться на ней, несмотря на протест своих родителей и даже какое-то время оставался ночевать, следовательно, не разлучался с невестой ни днем, ни ночью. Конечно, молодые в доме родителей Аксиньи съедали все, что было, да еще баловались спиртным и больше ничего не делали, кроме наслаждения друг другом. Тут возмутилась мать Аксиньи и однажды, в пылу гнева, выставила зятя за порог. Жених подождал, думая, что Аксинья выйдет вслед за ним, но она почему-то медлила, и возлюбленный ушел. Аксинья думала, что он завтра, в крайнем случае, после завтра вернется, а если и не вернется, то он не последний. Мужчина, если любит — разобьется ради того, чтобы женщина принадлежала ему навеки.
Но жених не возвращался. Мало того, его вскоре женили в родном селе на какой-то мымре. У Аксиньи начал увеличиваться животик, а через девять месяцев родился сын, которого она назвала Иваном в честь отца. В те времена в деревне, где все друг друга знают с детства, если у девушки родился внебрачный ребенок, шансы на замужество практически были равны нулю. Аксинья знала это и не пыталась тащить кого-то под венец. Она бескорыстно отдавала свое горячее тело мужчинам, как правило женатым, даже уводила их из семьи, надолго привязывала их к себе, предпочитая гражданский брак законному. Она не постыдилась и не побрезговала мужем двоюродной сестры и родила от него двух детей. Советская власть поощряла одиноких матерей, стимулировала рождаемость внебрачных детей, будущих воинов Советской Армии, которой предстояло силой оружия освободить все народа мира от загнивающего капитализма.