Осиное гнездо

— Ты иссо далеко была, мама, а я усла, легла на меже и как только у дяди курочка раскудахталась, я тут же в курятник, цап — царап яичко и бегом к руцейку. Тамычки и залегла. Опять куроцка кудах-кудах, я опять побезала и так до трех раз. Давай сварим, мама, я кусать хоцу.

— Молодец, дочка. Если бы ты была постарше, я бы тебя сегодня вечером в поход взяла, а так, придется потерпеть тебе немножко.

— Возьми, мамочка, я справлюсь с любым заданием. Мне так нравится, мамочка.

— Хорошо, я подумаю.

Пока что Мария брала в ночные рейды старшую дочку Светлану и дебильного Иванко, а Юля еще не подросла. Мать боялась брать ее в ночной поход. Ребенок все же. А вдруг случится что-то непредвиденное, скажем, их засекут и начнется погоня, — что тогда? Шестилетний ребенок не убежит от взрослого человека, хотя Юля однажды доказала на что она способна.

Сосед Светличный застукал ее, поймал что называется с поличным, но Юля стрелой умчалась к дому, даже забор ей не помешал. Яйца она зажала в подоле и так с ними и залезла под кровать.

Она, Мария, свела тогда это к совершенному пустяку. Разъяренный сосед, прибежал, запыхавшись, рванул дверь, просунул голову и спросил:

— Что это такое, как ты своих детей воспитываешь?

— Да что вы, как вам не стыдно? Из-за каких-то двух или трех яиц так бежать, так нервничать, да эти яйца не стоят того, клянусь честью. У нас кончились яйца недавно совсем, а Юля, этот избалованный ребенок, так любит эти яйца, страх Божий. Она их употребляет прямо в сыром виде, она растет от этого. У вас же тоже дети, знаете, как это тяжело, когда ребенок просит, а ты ему дать не можешь. Вы уж нас извините, мы придем, отработаем. Я приду полоть картошку, свеклу, я это хорошо умею делать.

— Мне не жалко этих яиц: меня возмущает сам факт. И делается это не в первый раз, — уже добродушно сказал сосед.

— А вы видели? Почему вы так говорите? Это оскорбление, за это можно и в суд подать. Не думайте, что меня можно обижать, я в обиду себя не дам, я постою за себя, за свою честь и за честь моих детей. Мои дети в муках и в одиночестве рождены, не то что ваши дебилы. — Мария все больше наступала, а во время наступления становилась агрессивной, даже кулаками размахивала, сжимала их и готова была принять рукопашный бой с любым мужиком.

Валерий Иванович, сосед Марии, набрался храбрости и сказал:

— Тогда верни мне яйца, если ты такая хитрая!

— Яйца? А это не хочешь? — спросила соседка и сунула ему дулю между глаз. — Юля, где яйца?

— Одно у меня внутри, а другое разбилось по дороге, — пропищал ребенок под кроватью.

— Куркули, буржуи, все вам не хватает, а я бедная, несчастная мучаюсь тут с целой оравой и помощи никакой от новых властей не получаю. Я жаловаться буду в Европейский союз, пусть эту Кучуму пристыдят. Я мать одна ночка, или мать одиночка, мне льготы положены, я и так могу взять, если соседи такие бессовестные: сами все имеют, а мне скупятся молоко приносить, яйца занимать для ребенка. Все зовут отрабатывать, а х. вам всем в рот. Я и так тружусь не уставая.

— В основном ночью, не так ли, сосед ушко?

— А тебе какое дело, а? Ну какое твое дело, я тебя спрашиваю. Завидно, да? Я и тебя взяла бы, да только ты не годишься. Уж больно ты тонкокожий.

В это время сын Валерия Ивановича, десятилетний мальчик Миша принес банку с молоком и солидный кусок копченого сала.

— Это вам мама прислала, — сказал мальчик. — Для бабы Аксиньи. Куда поставить?

— Поставь на стол, а за банкой придешь завтра, если ее мои волчата не разобьют, — сказала Мария с некоторой гордостью.

Как только мальчик с Валерием Ивановичем ушли, Мария тут же выхватила добро у матери и проглотила в течение минуты.

— А ты обойдешься, кочерга старая, — сказала она матери.

Но завтрак у Марии только начинался, не хватало только молока и хлеба. За хлебом она отправилась к другой соседке, сердобольной Лене.