Осиновая корона

Почему-то заставить себя произнести имя мастера Фаэнто — и, тем более, ту его форму, которая предназначалась будто специально для Альена: Фиенни, — он до сих пор не мог. Альен, разумеется, промолчал — только один из флакончиков ни с того ни с сего лопнул на мелкие осколки; жидкость медового цвета лужицей растеклась по комоду.

— Прости, — быстро сказал Ривэн. — Я идиот. Я понял твоё решение.

Он допил вино и достал платок: хотел промокнуть лужицу, а заодно нарушить неловкое молчание. Но Альен щёлкнул пальцами, и жидкость с шипением испарилась.

— Рад, если это так, — он устало потёр висок и опять потянулся к бутылке. — Сядь, Ривэн. И прекрати панику.

Он послушался, почти не задумываясь, и сменил тему:

— Итак, Иггит Р'тали?

— Кто знает, — Альен пожал плечами. — Полагаю, не он один может быть претендентом. Есть, например, Каннерти — последние родственники королевской семьи через брак.

— Здесь говорят, что Каннерти больше не поддерживают коронников. После смерти Риарта.

— Тогда кто-нибудь другой. В сущности, это не так уж и важно. Главное для людей — чтобы это был достаточно знатный ти'аргец, противник Альсунга с хорошей репутацией… Лучше — не волшебник.

— И не оборотень, — Ривэн фыркнул. Альен слабо улыбнулся.

— Да уж, и не оборотень. Кстати сказать, до конца определяться с кандидатом нет смысла, пока Тхэласса не будет побеждён.

— Но ты победишь его. Разве нет?

Синие глаза Альена зло потемнели.

— Не знаю. Чтобы выиграть, нужно играть.

ГЛАВА LIV

Ти'арг. Академия

Утром в палатку вдруг залетела ласточка. Юрко прорезав воздух, чёрным росчерком покружила над спящим десятком (палатка была общей, и храп разных тонов тяжко висел над походными тюфяками вместе с вонью пота), побила крыльями — и вылетела прочь. Никто не проснулся.

Ёжась от холода, Бри плотнее завернулся в одеяло. До сих пор не верилось, что пришла весна и даже снег в окрестностях Академии уже растаял, обнажив чёрное тело земли. И вправду: на деревьях предвкушающе набухают почки, пробивается молодая трава — но они, уставшие и полуголодные, едва ли могут это оценить. Трудно думать о весне, когда третью неделю безрезультатно таращишься на камни осаждённых стен — пусть даже высоких и величественных.

Бри перевернулся на спину, стараясь не задеть рану, но движение снова отдалось тупой болью в боку, под рёбрами. Скрипнул зубами. Почти заживает, но до конца ещё долго. Иногда уже думалось: может, ну к старухе Дарекре эту войну?… За подарки битвы в Меертоне — эту, опасную, рану и ещё несколько помельче — он получил чин десятника, как один из «отличившихся». Обмен мало утешал. Лекарь сначала думал, что Бри не выбраться.

Хмель весны, вопреки всему, уже пропитывал воздух: нежнел ветер, бесцельно томилось тело, отступали задержавшиеся холода. Все в войске повстанцев — по крайней мере, ровесники Бри и ребята чуть старше — ждали чего-то, и никто не мог объяснить, чего. Боёв за стены не было уже много дней, но Бри трепали то страх, то непонятное возбуждение, то весёлость без причин. Раньше он всегда считал себя спокойным, уравновешенным человеком, а теперь, в двух шагах от столицы, его будто подменили. Часто до ломоты внутри тянуло домой, в Кинбралан — к матери и Эльде; ещё чаще — на стены, в самовольную вылазку. Ему хотелось драться.

Хотелось убивать.

Он боялся этих мыслей и просил за них прощения у богов. Но теперь — хотелось.

Бри слушал храп спящих, подложив локоть под затылок, и смотрел на грязную ткань палатки. Кто-то — наверное, самый юный в десятке, пятнадцатилетний Вайлин из Веентона — храпел забавно, с тоненьким присвистом. Это отвлекало от серьёзного: Бри вспоминал свои сны. В последнее время он спал плохо, тоже как-то лихорадочно. Снилась обычно Эльда, порой — другие знакомые девушки или женщины; чем дольше тянулись бои и осада, тем более смелыми, стыдными становились сны. Но сегодня было что-то другое — что-то значительное. Бри проснулся с ощущением, что этот сон обязательно надо запомнить, но ласточка отвлекла его, и теперь ничего дельного не вспоминалось.

Убитые на его глазах товарищи? Лошади в конюшне Кинбралана? Мать, сокрушённая болезнью? Леди Уна?…

Нет, другое. Во сне были деревья, звери, драконы в небе и всепожирающий огонь. А ещё — почему-то — чёрные розы.