Оскол(СИ)

Зеленый добродушно булькнул:

- Так-так, это уже лучше.

Дядя Федя был толст, носат и похож на старорежимного борца-тяжеловеса, какие раньше были в цирке. Вообще, если честно, раньше он был бандитом. Беспризорничал, связался с уголовным элементом и к тридцать четвертому году имел три судимости плюс побег. А потом вдруг "завязал".

Тогда проводилась компания по перевоспитанию блатных, и получил от государства Федя белую анкету, паспорт и настоящую фамилию Кузнецов. Живи и радуйся жизни, как всякий нормальный гражданин. Бывшие дружки-подельники из банды Косого хотели посчитаться, но, во-первых, "отступник" мог убить кулаком слона, а во-вторых, сам Миронов, замначальника 22-го дивизиона* милиции пообещал главарю банды, что тот сменит прозвище на "Слепой", если будет замечен ближе, чем за сто шагов от медвежатника-расстриги. Миронов считался товарищем серьезным и, кроме того, советская власть "держала мазу" по выражению уголовников, за тех, кто вступил на светлый путь.

Так что работал механик завода "Электроаппарат" Кузнецов без оглядки, имел сына лет четырех и от языкатой своей Татьяны сбегал на все лето в лагерь. Здесь он тоже возился с разной механикой, точил железо и, понятно, ведал матчасью. А еще Федя гнал немыслимо крепкий самогон, угощая им Еделева да круг симпатичных ему людей.

Я тоже был в этом круге. С того момента, когда Зеленый вдруг заинтересовался историей. Вернее не историей даже, а томиком Римана. Обмахивая Рихардом Ф. Риманом потное лицо, оружейник почему-то заглянул в содержимое книги. Одолев около страницы, Федя, хмуря брови, спросил на кой ляд мне "эта киноварь". Получив ответ, он совсем помрачнел и удалился, прихватив книгу с собой. В течение дня от Зеленого мчались гонцы с вопросами на бумажках (типа, что такое артефакт), а на другой день, дядя Федя пришел сам. Обернутый в газету Риман был торжественно возвращен, потом из баула извлечен был фирменный напиток и за второй стопкой понял я, почему Федин самогон прозвали "ударник".

Мы по-доброму приятельствовали. Зеленый был неглупым человеком, наблюдательным и многое повидавшим. Заметил он и мои павлиньи хождения.

- Страдаешь? - спросил Федя, развешивая только что принесенные плакаты с различными видами запальных трубок.

- Чего ради?

- Да ладно, я ж наблюдаю, как ты за девчушкой этой, Далматовой, вяжешься. Как, брат, нитка за клубком.

- Ну, есть немного.

- Хм. Было б немного, ты б тогда пиво в буфете дул. С раками, - оружейник пыхнул облаком свинцового дыма. - Чего ты в ней рассмотрел? Худющая, как чалка.

Внезапная куча "юных ленинцев", перебивая друг друга, обступила Зеленого:

- А сколько мертвое пространство у танка? А какой прицел берут на самолет? А на пристрелку винтовки?

Разобравшись с "головорезами", он посоветовал:

- Вон, Ермак Наташку лучше за дойки потягай.

- А тебе Федор Иванович, если дама поменьше трех обхватов, то и не женщина. Плохо от такой не будет?

Федя бормотнул тихим смешком и, ковыряя лунку для чинарика, ответил:

- От хорошего плохо не бывает. Вон грек твой что написал: "древние эллины воспевали здоровых женщин, способных к многократному деторождению". А греки, брат, это... сам понимаешь!

- Да ну! Греки, брат, женщин только воспевали, а в "этом деле" больше пользовали друг друга.

- Э-кг-хм. Ведь какие мужики серьезные были, полмира завоевали, а вот на тебе... - Зеленый вздохнул, сокрушаясь о древних, но тут-же перешел к более животрепещущим делам.

- Тут другое, студент. Я видел много, так что послушай доброго совета: беги. Она дама крестов, барышня эта. И скоро за нее мужики на части рвать будут друг друга. А ты, если хоть на один узелок с ней завяжешься, то уж до гроба. И любить не будет, и прочь гнать будет, а ты все одно, как дурной налим, за светом поползешь.

*Дивизион - территориальное подразделение милиции в двадцатые годы, соответствующее райотделу.

Федя встал, сморщил красный, в прожилках нос и предложил тяпнуть "по сто". В подсобке, за железной решетчатой дверью, было прохладно и темно. Стоял там длинный ряд запертых шкафов, единиц в семь, чье содержимое было знакомо только оружейнику. Черт его, что он там держал, может, просто отмыкал закрытые замки, разнообразя досуг, не знаю. Самогон, во всяком случае, там не хранился, - мутная бутыль стыдливо пряталась под рогожей в мятом ведре. Рогожное одеяло светило дыркой, в которую пролезло стеклянное горлышко.

После первой Федино лицо поплыло бугристым добродушием помидорного цвета. Щеки начали обрастать ямочками, подбородок наливался, как у брачного жабона, и еще казалось, что вот-вот сожмутся толстые губы и сделают смешное "бррр".

Я затих в ожидании второй. Однако нетерпеливое бульканье из горлышка заменило другое бульканье из другого горлышка - побольше и помощнее. Зеленый помотал головой:

- Не, студент, больше тебе не наливаю.

- Это почему же? - "ударник" ударил в голову, и Зеленый немного качнулся вверх.

- Напьешься опять, упадешь, заснешь. Кому тебя тащить? Я на работе, а Далматовой не под силу твою тушу волочь.

- А с какого интересу ей таскать меня потребуется?