Осколки голограммы

«Я усердно посещал все литературные вечера и сборища, которые уже начинали прискучивать мне, и убедился только в том, что за литературными кулисами так же нехорошо, как и за театральными… Я уже смотрел на литераторов как на обыкновенных смертных и совсем перестал трепетать перед литературными авторитетами» (Панаев ЛВ: 205).

«Я видел, толкаясь за литературными кулисами, какие мелкие человеческие страстишки – самолюбие, корыстолюбие, зависть – двигали теми, которых я некогда считал за полубогов» (Панаев ЛВ: 170–171).

Частный вопрос о прототипах героев «Великосветского хлыща» я не назвала бы решенным: каждый из образов можно считать собирательным, и возможны еще какие-то совпадения. В то же время очерк представляет собой не «дагеротип» литературных, театральных, художнических кругов панаевской эпохи, но глубокий анализ основных закономерностей этого общества, характеров, взаимоотношений. А это взаимоотношения, в частности, Майковых, Аксаковых, князя Одоевского, графа Соллогуба, Пушкина, Лермонтова, Кукольника… Имена литераторов первого и второго ряда, упоминаемые в «Литературных воспоминаниях», высвечивают смысловые нюансы «Великосветского хлыща» – этот не очень большой по объему очерк обладает четко выстроенным сюжетом, так что не с меньшим основанием может считаться повестью.

Но иной угол зрения кажется более выгодным для изучения наследия Панаева. Литератор воспринимает характеры современников – светских людей, людей, не принадлежащих к большому свету, людей искусства – и отражает их в некоем сюжете, со своим конфликтом, завязкой, развязкой и перипетиями. Сюжет может быть незамысловатым, типы и художественные приемы – неизысканными, но не в них ценность. В центре повествования Панаева – литературный факт[527]. Он – герой его произведений, к какому бы жанру они ни относились. И в какой-то мере уже не «Воспоминания» служат реальным комментарием к очерку, но очерк демонстрирует видение Панаевым общественных и, может быть, в первую очередь литературных противоречий. Не так важно, что Панаев не снискал славы писателя «первого ряда», – это был, несомненно, литератор, оставивший в своем объемном наследии цельную, тонкую, правдивую, фактически точную картину, поддающуюся реконструкции и анализу, – срез истории современной ему литературы, современной ему культуры.

Воспоминания А. Я. Панаевой: проблемы комментария

В научном наследии Г. В. Краснова видное место занимает подготовка и комментарий к главам «Воспоминаний» А. Я. Панаевой и вступительная заметка, в которой изложена история написания и картина восприятия современниками этого текста, одного из наиболее читаемых и цитируемых мемуарных памятников эпохи.

В воспоминаниях Е. Л. Шварца, помогавшего по должности секретаря К. Чуковскому в сборе сведений для примечаний к воспоминаниям А. Я. Панаевой, приводится высказывание Н. О. Лернера о принципе комментирования: «Он втолковывает мне, что, давая примечания, нужно чувствовать, когда именно у читателя возникает вопрос, а не отвлекать его от книжки ненужными комментариями, не показывать без толку свою ученость»[528]. Традиционный комментарий к воспоминаниям, к достойным образцам которого относится названный комментарий Г. В. Краснова, ориентирован на широкого читателя и в целом наследует этот принцип. Освещается краткая история создания текста воспоминаний и общая картина их восприятия современниками: «современники обратили внимание на многочисленные ошибки, допущенные мемуаристкой в изложении некоторых фактов, в хронологии событий и т. д.» (Панаева: 392), а реакция некоторых из них (в частности, Д. В. Григоровича) была очень острой (Панаева: 394). Далее следует реальный комментарий. В первую очередь он дается к имени собственному, адресу или дате, приводимым мемуаристом. В случае неточности мемуариста комментатор указывает на нее. Характерным примером служит указание на неточность в датировке. Иными словами, комментарий приводит краткие сведения об упоминаемом лице и событии, явлении объективной действительности.