Осколки голограммы

Событие, о котором говорят исследователи, составляет основу эпизода – части мемуарного повествования. Таким эпизодом выступает рассказ о примечательном событии или характерном случае, а иногда и развернутая характеристика замечательного лица. Эпизод как некая целостная часть биографии писателя и мемуарного текста достаточно часто попадает в поле зрения исследователей, а роль гипотезы в исследовании освещены в монографии Л. И. Вольперт[539], выделившей из Введения раздел «Гипотеза как метод осмысления и реконструкции фактов (Некоторые соображения о гипотезе в литературоведении)»[540]. В биографии и мемуарах Панаевой эпизод с огаревским наследством получил детальное освещение в исследовании Б. Л. Бессонова[541]. Он выявил расхождение свидетельств Панаевой с фактами и подвел к выводам об осознанности ее действий, повлекших нищету и преждевременную смерть ее подруги. Исследователь оговаривает: «Предметом моих суждений является не личность Панаевой, взятая в целом, а линия ее поведения по отношению к Огаревой»[542]. Мотивы поступков и сами поступки изложены в причинно-следственной связи. Реконструкция эпизода позволяет судить о полноте и правдивости его освещения в мемуарах Панаевой, а также рассматривать основные смысловые акценты в ее рассказе. На основании исследования Б. Л. Бессонова составлен комментарий к фрагменту мемуаров Панаевой, включенного в издание «Н. П. Огарев в воспоминаниях современников»[543]. В нем (как и в «тургеневских» эпизодах) подвергается сомнению правдивость мемуаристки, иными словами, отмечено несоответствие субъективного взгляда и объективной действительности. В этом подходе вновь мы можем отметить преобладание для исследователя ценности события объективной действительности над ценностью индивидуального видения как элемента, определяющего структуру мемуарного текста.

Л. Я. Гинзбург в книге «Психологическая проза» раскрывает эту особенность мемуарного повествования: «В мемуарах спорное и недостоверное объясняется не только несовершенной работой памяти или умышленными умолчаниями и искажениями. Некий фермент “недостоверности” заложен в самом существе жанра. Совпасть полностью у разных мемуаристов может только чистая информация (имена, даты и т. п.); за этим пределом начинается уже выбор, оценка, точка зрения. Никакой разговор, если он сразу же не был записан, не может быть через годы воспроизведен в своей словесной конкретности. Никакое событие внешнего мира не может быть известно мемуаристу во всей полноте мыслей, переживаний, побуждений его участников – он может о них только догадываться. Так угол зрения перестраивает материал, а воображение неудержимо стремится восполнить его пробелы – подправить, динамизировать, договорить»[544].

«Чистая информация», то есть факт, событие, и есть то, что обычно комментируется. При этом комментарий стремится к лаконичности. Таким образом, в комментарии документально-художественного текста частично комментируется документальная составляющая. Частично потому, что возможная, но не всегда проделанная исследователем реконструкция описанного мемуаристом эпизода путем сопоставления всех доступных источников (мемуарных, эпистолярных, официальных документов и проч.) дает более полный свод фактов и их разночтений и проясняет выбор автором тех, а не иных фактов, мнений и суждений. Гипотеза не равнозначна документально подтверждаемому своду фактов и не претендует на это. Но, представляя возможную или вероятную картину событий, она помогает определиться с дальнейшим путем поиска и диапазоном, в котором выводы не теряют корректности.

«Выбор, оценка, точка зрения» — это реализуемый замысел мемуариста, решившегося рассказать о пережитом и увиденном, но не обо всем, что было, что он знал и что смог вспомнить. Вопрос о том, чем мотивирован именно такой отбор фактов и суждений, принципиально важен. Приняв на веру высказывание Чуковского об «обывательской поверхностности» воспоминаний Панаевой, исследователь воспримет некоторые социальные и психологические штрихи, но не значимое целое.