Осколки голограммы

«Прелесть что за девочка! Глаза черные-черные… как владимирская вишня, так вот и прыщут страстью! Кипяток! Сухенькая, нервная (ты знаешь, я люблю таких)… Какие формы, какие ножки, – объедение! Я с нее непременно напишу вакханку!..» – говорит о ней один из персонажей повести (Григорович: 380).

В девушке принимает участие квартирная хозяйка, которая содействует ее сближению с Андреевым. Соседка поражает его живостью и веселостью. При сближении с ней герой движим влюбленностью и состраданием, основанным преимущественно на собственной фантазии:

«В двадцать лет, когда сердце уже почти созрело и рвется впервые навстречу женщине, ничто не возбуждает такого горячего сочувствия, как женщина тихая, обиженная, загнанная, несчастная. <…> Согласно роману, созданному его фантазией, он хотел, чтобы она являлась перед ним не иначе, как в слезах, с признаками отчаяния на лице» (Григорович: 327).

Легкомысленная девушка ревнует своего друга к его занятиям в Академии и расстается с ним, найдя успех у более состоятельных поклонников. В конце повести герой женат; лицо его жены, «белое и пухлое, отражало все признаки глупости и тупости непроходимой» (Григорович: 403).

Герой повести Шевченко также влюблен в соседку. Она также молодая, легкомысленная, веселая, очень хорошенькая и почти неграмотная. Девушка живет с тетушкой. Герой, приходя на свою квартиру, в которой также проживают его приятели, застает такую сцену:

«Михайлов уже был дома и наливал в стакан едва проснувшемуся мичману какое-то вино, а моя ветреная соседка, как ни в чем не бывало, выглядывала из моей комнаты и хохотала во все горло. Никакого самолюбия, ни тени скромности! Простая ли это естественная наивность или это следствие уличного воспитания?» (Шевченко. IV: 214).

Он пишет с нее этюд (головку), затем картину «Весталка»[678], но девушка равнодушна к искусству. В конце повести герой женится на ней, беременной от его соперника (весталки были девственницами), из чувства сострадания:

«Куда, говорит, она теперь денется? Кто ее приютит теперь, бедную <…>? Взял да и приютил» (Шевченко. IV: 240). «Мне она показалась отвратительною» (Шевченко. IV: 244), – говорит о ней друг героя, который хочет приобрести последнюю картину своего покойного друга. – «Я спросил о “Мадонне”. Хозяйка не поняла меня. <…> мы увидели “Мадонну”, служившую заплатой старым ширмам. Я предложил ей десять рублей за картину, она охотно согласилась» (Шевченко. IV: 246).