Осколки голограммы

Эпизод выселения описан в «Повести о бедном Климе»: герой задолжал унтер-офицеру и его жене 40 рублей, написал расписку в отдаче вещей в погашение долга, ушел из дому и не был впущен обратно; ночью он присаживается «на лесенке какого-то магазина», и двое нищих зовут его с собой, обещая ночлег (VIII: 31–37). (Ср.: лесенка магазина в записи Суворина.) Есть такой эпизод и в «Тихоне Тростникове»: герой голоден и не имеет денег, уходит из дому и плачет на скамейке на «бульваре», «около Зимнего дворца»; на следующее утро хозяин угрожает ему выселением, герой продает свои вещи за 40 рублей и отправляется на поиски нового жилья (VIII: 96–98). (Ср.: скамейка на Невском у Доминика в записи Кривенко.) И повесть, и роман имеют репутацию произведений с автобиографической основой. На мой взгляд, точней будет расставить акценты иначе. Независимо от реальной подоплеки, автобиографический рассказ о выселении в литературном отношении восходит к «Повести о бедном Климе».

Основная работа над «Повестью о бедном Климе» происходит в 1842–1843 гг., т. е. частично в то самое время, когда Некрасов, уже профессиональный литератор, живет именно на Разъезжей улице, на третьем этаже каменного дома. Между бедственным опытом литературного героя и положением автора на тот момент пролегает большая дистанция. Сам Некрасов уже «дал себе слово не умереть на чердаке». А чердак и флигель (мансарда) равно ассоциируются с жилищем бедняка, влюбленного и поэта. Одна из ближайших литературных ассоциаций —

Прошла неделя, месяц – он
К себе домой не возвращался.
Его пустынный уголок
Отдал взаймы, как вышел срок,
Хозяин бедному поэту.
Евгений за своим добром
Не приходил…

(«Медный всадник»)[122]

Ассоциация с «Медным всадником» значима и потому, что пушкинский текст предваряет данное автором жанровое определение «Петербургская повесть», первое в русской литературе.

В записи Суворина фигурирует один хозяин, «солдат», а в записи Кривенко – хозяйка, жена унтер-офицера. Хозяйка упоминается и в воспоминаниях В. А. Панаева («хозяйка объявила <…>, что потерпит еще два дня, а затем выгонит вон»). Именно хозяйка – жена унтер-офицера – выгоняет из деревянного флигелька «бедного Клима» (I: 23–34), который два месяца был болен горячкой. Образ петербургской хозяйки появляется в очерке «Петербургские углы» и в «Тихоне Тростникове», куда вошел этот очерк. Вполне реальный и узнаваемый, этот образ типичен для творчества молодого Некрасова и для его позднейших автобиографических рассказов. В рассказе о «гувернантке», записанном Колбасиным, также хозяйка грозится выкинуть влюбленных из квартиры. Этот маленький фрагмент «истории о гувернантке» варьирует рассказ Некрасова о выселении. Можно уточнить – «о выселении с Разъезжей». Эпизод с угрозой выселения из полуподвальной комнатки на Васильевском острове и соответствующий эпизод из «Тихона Тростникова», содержащие одни и те же подробности (лежание на полу, питание черным хлебом и т. д.), по сути, являются более «мягким» вариантом этого рассказа – одного из ключевых эпизодов некрасовской биографии в изложении поэта и мемуаристов.

Выселение юноши из петербургской квартиры – неоднократно повторяющийся сюжетный ход некрасовского художественного произведения и автобиографического рассказа, а потеря крова в темную ненастную осеннюю ночь – повторяющаяся подробность. Она присутствует и в рассказе, записанном Колбасиным, но на ассоциативном уровне. Колбасин отмечает контраст между послужившим для Некрасова толчком к воспоминанию «сумрачным петербургским вечером» и комфортабельным кабинетом поэта[123], а стихотворение «Еду ли ночью по улице темной…» рисует и «пасмурный день», и «брызги дождя», и холод, и «пар от дыханья», и бездомность, более того – безнадежность будущего («Купит хозяин с проклятьем три гроба…»).

Этот образ осени уже существует Некрасовым в его первом прозаическом опыте – повести «Макар Осипович Случайный» («Пантеон». 1840. № 5): «Ночь была самая ненастная. Она принадлежала к числу тех ночей, которых такой большой запас у петербургской природы, которые посылаются на грешных столичных жителей как гении насморков и коклюшей. Ветер, срывая, как хромоногий бес, крыши старых домов или шапки прохожих, бегал по улицам и пел заунывную песню, сопровождаемую стуком частого, мелкого дождя в железные кровли и прерывчатым шумом воды в трубах и водостоках. Фонари горели тускло, как будто вылив половину света на тротуары <…> Дождь <…> немилосердно стучал в лицо бедного прохожего <…> песня бури напоет невольно грустные думы» (VII: 23–24).

Следуя ассоциативной связи мемуарной записи с образной системой произведений Некрасова, легко было бы гипотетически уточнить время расставания поэта и «гувернантки» – осень. Однако никаких уточнений по поводу временных рамок этой связи ни один мемуарный источник не содержит.